Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорош у меня адъютант, Елена Евдокимовна. Грех жаловаться, – похвалил Дениса Багратион. – Сметлив и храбр. Дерется чертом! А как там в древней столице мой боевой друг, Василий Денисович, поживает? Наверное, тоже воюет?
– Как же ему не воевать – воюет! Он ведь теперь в отставке. Живет под Москвой, в Бородине. Воюет с волками да лисами... Коней по-прежнему горячо любит!
– Как в отставке?
– Так ведь годы, Петр Иванович. До чина бригадира дослужился, слава Богу. А старость не красит, сами ведаете...
– Что верно, то верно, Елена Евдокимовна. Защита Отечества – ох и трудна! Не так ли, мой адъютант?
– Истинная правда, ваше сиятельство!
В этот момент за их спинами раздался шум. Поручик Пухов силком и с угрозами толкал вперед молодого кряжистого парня. Парень изо всех сил упирался и не без успеха отбивался от него кулаками.
– Разрешите доложить, ваше сиятельство! – обратился к князю поручик.
– Что случилось?
– В распоряжении пятого гусарского полка задержан лазутчик! Он перед вами...
– Побойся Бога, поручик! – всплеснула руками Елена Евдокимовна. – Да какой же это, с позволения сказать, лазутчик? Это же мой кучер Николя!
Поручик, не моргнув глазом и не обращая внимания на ее слова, продолжал:
– Смею доложить, ваше сиятельство, замечен в деле. Пойман на месте, как лазутчик.
– Кто таков? Отвечай!
– Так кучера мы... господ Давыдовых. Истинная правда.
При последних словах Николай перекрестился.
– Что за фантазия, поручик?! Выходит, это ваш кучер, Елена Евдокимовна?
– Мой же – Николя! Как есть Николя!
– Около кухни все отирался, ваше сиятельство. Выглядывал да выпытывал... – вставил поручик.
– Ну, так что с того, что у кухни? – рассудил Багратион.
– Может, он проголодался? А ведь нынче я слышал у нас кулеш отменный... С бараниной...
– Кулеш?! – возмутился Пухов. – Вовсе не кулеш его интересовал...
– Ну-ка, сказывай начистоту, братец, что ты позабыл на кухне? – строго спросил кучера Багратион.
– Дык ничего. Запах уж больно вкусный. Скусно кормят пятый гусарский полк...
– Значит, все же узнал, что гусары...
– А кто ж еще?
– Каким образом?
– По форме, не то как же! – не сплоховал кучер. – Кивера у них походят на хохолки индюков.
– Хохолки индюков! Но почему полк? – с лукавством допытывался князь. – Кто тебе сказывал, что тут стоит полк? А не рота, к примеру, или не батальон?
– Проявил интерес. Я первым делом спросил у повара, «Сколько у вас солдат?» А он ответил: «Столько, сколько ложек в хозяйстве...» А я подсчитал, прикинул и мигом усек – полк!
– Почему же – пятый?
– Так я на знамя глянул. Читать-то я выучился. Елена Евдокимовна, благодетельница...
– Да уж как видите, Петр Иванович, выучила на свою голову. Ох, Николя-Николя! Что у тебя за такой острый да любопытный глаз?
– От вашего сынка, Дениса Васильевича, идет... Ведь мы с ним с детства, ребятишками, военные игры любили...
– Подтверждаю, было дело. И Николай не раз у меня выигрывал. Память у него отменная! Прикажите хоть сейчас ему зажмурить глаза, и он тотчас же перечтет все, что видел в штабе.
– Неужто? – удивился Багратион.
– Точно так, ваше сиятельство! – подтвердил Давыдов. – Николя, закрой-ка глаза. Нет, для верности я их тебе завяжу. Тут гусар подошел к матери, снял с ее головы платок и завязал глаза кучеру. – Итак, Николай перечтет сейчас все предметы. Причем укажет цвет и размер каждого...
– Стол дубовый, со щербинкой в правом углу, – начал перечислять кучер. – Карта большая с красными линиями – на столе. Четыре ореховых стула, причем один стул продавлен, нетверд на ногу и скрипит. Икона Богоматери в углу, в серебряном окладе.
– Неужто ты все это запомнил? – вскинул густые брови Багратион.
– Не то как же!
– Видите, ваше сиятельство? Ну как в нем не признать лазутчика? – вновь оживился поручик Пухов. – К тому же он намеревался наших гусар отравить...
– Отравить?! – поразился Багратион. – Каким образом?
– В руках у него была трава ядовитая... болиголов!
– Это правда? – спросил князь.
– Собрал маленько, – отвечал кучер.
– И что же ты намеревался делать с этой травой?
– Бросить в котел. Истинно так, ваше сиятельство. Все это было написано на его поганой роже в тот момент, когда я задержал его у котла...
– Скажи по чести, Николай, была у тебя такая гадкая задумка? – с укором спросил Багратион.
– Да что же я дурее тележного колеса – своих травить? Вот ежели это был котел неприятеля – тогда другое дело.
– Для какой же цели тогда рвал болиголов?
– Елене Евдокимовне хотел угодить.
– Маман, интересно: кому же твой верный кучер хотел подсыпать ядовитой травки? Тебе или пятому гусарскому полку?
Багратион и Давыдов, давясь от смеха, поглядели друг на друга.
– Да неужто мы станем своих травить? – не сплоховал Николай. – Неужто мы не знаем, что вы князь – Петр Иванович Багратион!? Вот ежели б рядом французский генерал – другое дело. А травка Елене Евдокимовне от меня в подарок. Болиголов с древних пор люди пользовали для красоты, для утоления болей и для успокоения. Лицо от него становится много белее и красивее... Я и раньше эту траву своей барыне из лесу приносил. Для излечения болезней разных...
– Что вы на это скажете, Елена Евдокимовна?
– Истинная правда, Петр Иванович.
– Ну вот, Пухов, все и прояснилось лучшим образом. А ты про кучера подумал – лазутчик. А теперь Николай, сказывай, по чести, где ты про болиголов-то узнал?
– Из календаря Елены Евдокимовны вычитал.
– Так-то вот, поручик! – дружелюбно пожурил Пухова князь. – Надобно чаще в календари заглядывать! А ты, Николай, мне по душе. Не лыком шит! Я бы тебя в разведку послал.
Внезапно поблизости запела труба... Гусар приглашали к обеду...
* * *
В мае Давыдов получил наконец долгожданный отпуск. Не раздумывая и не мешкая, он заложил лошадей и в канун Святой Троицы поскакал в первопрестольную столицу. «Что такое Отечество? – задумался уставший, опаленный войнами генерал и тут же сам себе отвечал: – Прежде всего это та священная земля, где ты появился на свет, та колыбель, которую неустанно качала по ночам твоя мать, тот дом, в котором ты рос, мужал и воспитывался. Это и неповторимый родной воздух, которым ты привык дышать с младых ногтей полной грудью, то заветное кладбище и те могилы, где покоятся твои предки и куда в свой срок тебя понесут в последний путь сыны и друзья... Лишь легковерная, предательская душа посмеет запамятовать все это! Какой варвар не пожалеет матери своей? Но Отечество разве не дороже нам, чем родная мать?!»