Однако в скором времени все должно было измениться. Я видел, что смерть ребенка делает с семьями. Оставалось только надеяться, что…

– Роберт? Вы здесь? Все собрались внизу.

Мои мысли прервал Шон, отправившийся на поиски по просьбе леди Эйзенхарт. Бросив последний взгляд на портрет, я оперся рукой на перила.

– Уже иду.

– Подождите. Я хотел вас спросить…

Вынутый из сержантской формы Шон выглядел как подросток. Очень напуганный подросток.

– С Виктором что-то происходит, да? Он ничего мне не говорит…

– Да, – не стал отрицать я.

– Он справится?

Я не стал отвечать правду. Это был не мой секрет. Если бы Эйзенхарт не хотел ждать смерти в одиночестве, он бы рассказал все сам.

– Не знаю.

Больше я ничего не мог сказать, но, к счастью, Шон и не просил. Внизу стоял веселый гомон – оживленные голоса, детский смех, лай старого Уилсона. На мгновение сквозь шум прорезался испуганный окрик леди Луизы.

– Виктор!

– Это ты сейчас мне или ему? – лениво поинтересовался Эйзенхарт, ловя племянника. – Честное слово, зря вы его так назвали, я еще не умер. Вот скажи, почему ты не остановил ее? – обратился он к зятю.

Барон Истон усмехнулся, с нежностью глядя на жену:

– Ты же знаешь, это невозможно.

– Мог бы попытаться. А, доктор! – подходя поздороваться, он сунул ребенка мне. Я, в свою очередь, постарался поскорее передать Виктора-младшего на руки бабушке. – Что вы там делали? Мы уже собирались снаряжать спасательную операцию.

Как-то само собой я оказался втянутым в разговор, и, чем быстрее день клонился к концу, тем отчетливее я понимал: никаких надежд. Я не хотел видеть леди Маргарет, сдерживающую рыдания над могилой сына, расширенные от страха глаза на бледном лице Луизы, сэра Эйзенхарта, бессильно сжимающего ладонь жены, не в силах ни утешить ее, ни найти покоя. Я не мог допустить, чтобы их семью разрушило горе. Если существовал хоть малейший шанс исправить будущее, я должен был им воспользоваться, какой бы глупой и безрассудной ни была эта затея.

Доктор

Романские храмы поражают воображение золотом и богатством. Ганзеатские – светом, льющимся из витражей цвета моря. Северные не похожи ни на те, ни на другие. Черные глянцевые кубы, отмеченные лишь двумя символами на входе – Габе и Лос, дар и судьба, – уродуют улицы своей простотой.

Однако внутри все иначе. Посетителя встречают статуи каждого существа, когда-либо ходившего по земле. Вырезанные все из того же камня скульптуры выполнены с такой точностью, словно в любой момент они оживут и сойдут со стен. Но статуи молчат. До той поры, пока не придет человек, способный говорить с духами – или хотя бы с одним из них.

В храме нет окон, кроме отверстия в куполе, и внутри всегда царит полумрак. Длинные тени колеблются в свете свечей. От тяжелого запаха воска, крови и металла кружится голова и подгибаются колени. Северные храмы построены не для красоты. Они напоминают, что духи опасны.

Высоко под потолком расположились птицы: загадочный Ворон, точно по центру, чтобы видеть все в этом мире. Коршун, выбирающий своих жертв. Расправивший крылья Орлан. Намного ниже, в подвальном этаже, прячутся те, кто близок к земле. В обычный день я бы пошел к Змею. Спустился бы туда, где Северин уже проснулся от моего появления.

Но сегодня разговор у меня был не к нему.

Я обошел храм по периметру: нечасто змею доводится пройтись по срединному уровню. Одна за другой проплывали мимо меня скульптуры: Артур-Медведь, патрон стражей и палачей, настороженно принюхался ко мне. Сердито изогнула спину Лайла-Кошка, покровительница акробатов и воров. Рейнар-Лис, известный плут, даривший свою симпатию и защиту актерам и мошенникам, взмахнул хвостом…

– Вам помочь? – обратила на меня внимание служительница в простом черном платье.

Я покачал головой: дело, из-за которого я пришел, не требовало свидетелей.

Маркус нашелся у центрального алтаря: вздыбленная на загривке шерсть, плотно прижатые к голове уши, обнаженные клыки. Покровитель волков выглядел достаточно опасно, чтобы одуматься и повернуть обратно. Оставить все как есть. Позволить Виктору умереть.

Я стянул с руки перчатку и, стараясь не смотреть на изуродованные пальцы, полоснул лезвием по ладони. К сожалению, гигиена мало заботила духов. На шприц с венозной кровью они бы не повелись – но живая, горячая кровь, только покинувшая тело? Старый медный нож? Боль и страх? Эти подношения были им по вкусу.

Особенно Волку. Я положил окровавленную ладонь ему в пасть и смотрел, как алые капли стекают по морде.

– Ты знаешь меня.

Мы не первый раз вели этот диалог.

– И знаешь, зачем я здесь. Я пришел просить за Виктора Эйзенхарта. Он оскорбил тебя…

Маркус ощерился еще больше.

– И был тобой наказан. Я прошу…

Я осекся: глаза Волка вспыхнули золотым огнем. Что ж, по крайней мере, теперь я получил его полное внимание.

– Моя жизнь за его жизнь. Оставь Виктора в покое.

Каменные челюсти сомкнулись вокруг моих пальцев.

С духами существовала одна проблема: они были всемогущи. Они и так могли взять всё, что хотели, им не надо было ничего давать взамен. Поэтому являться в храм с такой просьбой было все равно что заявить о желании погибнуть.

– Хочешь, возьми долг с меня сейчас. Хочешь – потом. Я могу быть полезен тебе.

Холодный камень завибрировал вокруг моих пальцев. Кажется, я рассмешил духа.

«Неужели?»

– Разве нет? Разве я не спасал уже твоих сыновей?

«И убивал тоже, доктор».

Да. Это было бессмысленно отрицать.

– Эйзенхарт забрал жизнь твоего человека. Я могу спасти, – повторил я. – Любого, на кого укажешь. Если обману – заберешь мою.

На какое-то время дух задумался. Нам не дано увидеть узоры, сотканные Вирд. В отличие от духов мы не знаем, чем обернется любое, даже самое малое действие. И где нить полотна можно поправить, иначе затянув ее. Если такая возможность существовала…

Однако слишком силен был для Волка соблазн взять свое по праву, сломать человека, решившего бросить ему вызов.

«Что мешает мне взять твою жизнь просто так?»

Я почувствовал, как клыки пронзили кожу. А еще – как зашевелился чернильный змей у меня на боку. Скользнул на плечо, свернулся клубком вокруг шеи. Северин решил все-таки напомнить, под чьей я защитой. Украдкой я перевел дух. Я надеялся, что Змей не оставит одного из своих самых ценных подопечных, но не мог знать наверняка.

Это было моим единственным спасением. Маркус мог пугать меня, но знал, что со Змеем их шансы равны. Недовольно он раскрыл челюсти – чтобы в следующий момент вцепиться зубами в мое запястье. В глазах потемнело от боли. Я покачнулся и не смог устоять, падая на колени.