– А если он узнает, что мы приезжали в Британию и ему об этом не сообщили, то обидится наверняка, – сказала Лидия.

Итак, они отправились в Сорбиодун.

– Не надо было приезжать, – прошептала Лидия, когда крытый возок и два сопровождающих его всадника свернули на дорогу, ведущую к дуну.

Наконец возок остановился, и Марк, спрыгнув на землю, радостно схватил Портия за руку:

– Здравствуй! Как я рад встрече, приятель!

Церемонный поклон, которого удостоились владыка Сарума и Мэйв, пришелся бы по душе самому сенатору Гракху. Марк почти не изменился, лишь несколько утратил юношескую стройность, на широком лице появились первые морщины, широко расставленные глаза светились довольством, а черные кудри надо лбом слегка поредели. Тосутиг с восхищением разглядывал человека, явно облеченного властью.

Портий не отрывал глаз от возка, из которого с достоинством вышла Лидия. Как и предполагал Портий, она изменилась.

Расплывчатые очертания детского лица приобрели четкость, плавным линиям сформировавшейся фигуры позавидовала бы любая родовитая римская матрона, гибкие движения полнились уверенности и грации. Лидия держала себя с отстраненным очарованием, свойственным женщинам высших имперских кругов. Изящная высокая прическа по тогдашней римской моде открывала лоб, безупречная смуглая кожа словно бы сияла изнутри, от нее исходил легкий аромат духов. Судя по всему, Лидия была довольна жизнью с Марком. За несколько лет наивная дочь сенатора, которая еще недавно восхищалась неуклюжими шутками и бездарными эпиграммами Портия, превратилась в недосягаемую патрицианку. Портий онемел от изумления.

Лидия улыбнулась, заметив произведенное ею впечатление, и негромко произнесла:

– Привет тебе, мой Портий!

Мэйв с любопытством разглядывала ее, понимая, что эта женщина явилась из неведомого мира, словно бы олицетворяя собой все то, о чем мечтал ее муж. Повозка медленно покатила к вилле на холме.

– А в Риме много таких женщин? – шепнула Мэйв Портию.

– Да, – ответил он, с трудом сдерживая возбуждение.

Мэйв задумчиво кивнула и, решив, что в Рим они никогда не поедут, с любопытством спросила:

– А она умеет ездить верхом?

– Не знаю, – усмехнулся Портий. – Вряд ли.

– Зато я умею, – гордо тряхнув головой, заявила Мэйв.

Однако разговор гостей, ненароком услышанный на пути к вилле, ранил Портия до глубины души. Лидия, не подозревая, что Портий скачет совсем рядом с возком, негромко сказала мужу:

– Ох, погляди, в какой лачуге они живут!

– Говорил же я, не стоит приезжать, – шепнул Марк. – Теперь улыбайся и нахваливай все, что тебе покажут.

Портий, обиженно выпрямившись в седле, посмотрел на крохотную виллу, которой еще недавно так гордился: и в самом деле, скромный домишко в захолустье. Стыд и отчаяние захлестнули Портия с головой, и он забыл о радости встречи с друзьями.

В доме к гостям вывели сыновей Портия, и мальчики почтительно произнесли слова приветствия на безукоризненной латыни.

– Твои дети делают тебе честь, – заметил Марк. – Моим сыновьям до них далеко.

Портий, как подобает радушному хозяину, повел гостей осматривать угодья. Впрочем, делал он это без особого удовольствия, а вот Тосутиг, напыжившись от гордости, с восторгом показывал гос тям все великолепные нововведения зятя, включая оштукатуренные стены дома. Марк, разглядывая отары белоснежных овец, завел с Портием осведомленную беседу о животноводстве, а потом расска зал старому приятелю о последних новшествах в осушении земель. Портий с благодарностью поддержал разговор, однако не преминул отметить неискренние улыбки и притворно-восторженные восклицания друга.

– Что ж, Портий, прекрасное у тебя имение! – повторял Марк.

Вечером, за ужином, приготовленным Мэйв и ее прислужницами, к Портию вернулась гордость – роскошь яств соперничала с римскими трапезами.

– Твоя… Маева… – произнесла Лидия, не справляясь с произношением имени жены Портия, – отличная хозяйка. Теперь понятно, почему ты на ней женился, мой Портий.

Она сопроводила свои слова печальным вздохом, будто это Портий ее оставил. Лидия попыталась заговорить с Мэйв, но беседа не задалась: рыжеволосая красавица бесстрастно выслушала похвалу яствам, вежливо улыбнулась, но к рассказам о Риме осталась равнодушной. Когда речь зашла о делах в дальних имперских провинциях, стало ясно, что Мэйв смутно представляет себе, где они находятся, а вот Тосутиг до самой ночи расспрашивал гостей о политике, об императоре Нероне и о всевозможных тонкостях управления империей. Наконец Портий, к явному облегчению усталых гостей, заявил, что пришла пора отдохнуть.

– Приезжайте к нам почаще, – настаивал старый кельт. – А когда мы соберемся в Рим, то обязательно вас навестим.

Утром все отправились к дуну провожать Марка с Лидией.

– Прощай, мой Портий, – с ласковой улыбкой изрекла Лидия. – Ах, я так рада видеть тебя счастливым!

Марк пожал Портию руку и произнес:

– Боги тебе благоволят, дружище! Да приумножатся твои богатства в этой провинции!

Однако Портий успел заметить на лице приятеля мимолетную гримасу сожаления – так преуспевающие люди смотрят на своих знакомых, с которыми не собираются поддерживать отношения.

Повозка покатила с холма, и Портий невольно сделал несколько шагов вслед, глядя на дорогу, убегающую к туманному горизонту. Внутри у римлянина все сжалось – он понял, что проиграл.

Наконец крохотные фигурки всадников и возок скрылись в сизом мареве, а Портий, вздохнув, медленно обернулся к тестю и жене.

В 68 году от Рождества Христова великие перемены сотрясали Римскую империю, провинцию Британия и семейство Портия.

Римский сенат объявил императора врагом народа, и Нерон, убоявшись расправы, наложил на себя руки. После его смерти в империи вспыхнули мятежи и бунты, а последующий год получил название года четырех императоров – по числу желающих облачиться в пурпурную тогу правителя Рима. Наместник Марк Веттий Болан и три британских легиона поддерживали Авла Вителлия. Гай Светоний Паулин, к этому времени римский сенатор, встал на сторону Марка Сальвия Отона и чудом уцелел после разгрома отонианцев легионами Вителлия в битве при Бедриаке, на севере Италии. Однако же победоносные вителлианцы, желая запугать претендентов на императорский престол, совершили величайшую ошибку: убили всех отоновских центурионов. В легионах начались волнения, и Вителлий лишился поддержки армии; вдобавок против него открыто выступили многие военачальники, в частности Тит Флавий Веспасиан, которого Нерон отправил подавлять восстание в Иудее. Вителлий потребовал, чтобы британские легионы пришли ему на выручку, однако Болан колебался, не зная, на чью сторону лучше стать. Тем временем Вителлий был убит, и императором стал Веспасиан, положив начало династии Флавиев.