Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наутро после свадьбы, едва взошло солнце, Тосутиг принес в Сорбиодун любимые сласти Мэйв и, усевшись на пороге, терпеливо дожидался, когда новобрачные проснутся. Портий, решив, что это местный обычай, почтительно пригласил тестя войти. Тосутиг провел с ними полдня и ушел, обещая вернуться вечером.
То же самое повторялось каждый день. В отсутствие Портия Тосутиг приглашал дочь на верховую прогулку, а когда римлянин возвращался из имения, старый правитель заводил с ним бесконечные разговоры. Поначалу Портия это раздражало, но вскоре он привык к присутствию тестя и почти не замечал его. У себя дома Тосутиг тосковал, скучая по дочери и томясь одиночеством. Вдобавок ему хотелось приобщиться к жизни на римский манер.
– Римлянин взял Мэйв в жены, – объяснял он Бальбе и Нумексу. – В Саруме грядут перемены, вот увидите.
Сам Портий не знал, что делать дальше. В Риме о нем все забыли. Классициан оценил его усилия по восстановлению имперского имения и назначил весомую прибавку к жалованью, что несколько утешило Портия. Теперь он мог, исполняя сыновний долг, посылать деньги родителям в Галлию. Спустя год после свадьбы он снова обратился к прокуратору с просьбой о назначении на пост поважнее.
– Ты прекрасно справляешься в Сорбиодуне, вот и поживи там пока, займись имением тестя, – ответил Классициан. – К тому же в Риме сейчас неспокойно, а двор Нерона – настоящее змеиное гнездо.
Портию не терпелось выбраться из провинциального захолустья. Как ни странно, в этом его поддерживал Тосутиг. Всякий раз при упоминании столицы империи старый правитель радостно потирал руки и восклицал:
– Всю жизнь мечтал увидеть Рим! А может, и с самим императором встретиться… Давай все вместе поедем, а?
Мэйв с прохладцей относилась к этим замыслам.
– Подумаешь, Рим! – презрительно замечала она и, обводя рукой холмы и долины Сарума, говорила: – Нам и здесь неплохо живется.
Портия по-прежнему восхищала пылкая страсть и красота жены, однако равнодушие к Риму начинало понемногу раздражать. Вечерами он пытался научить ее лучше говорить на латыни. Сперва Мэйв согласилась, но потом ей прискучило.
– Мне нужен муж, а не наставник, – смеялась она, осыпая его поцелуями, а если он противился ее ласкам, то обижалась.
Портий увлеченно расписывал красоты великого города на семи холмах, Форум, прекрасные здания, дебаты в сенате и суде, огромные библиотеки и виллы сенаторов, но Мэйв оставалась безразличной ко всему, что поражало воображение ее мужа.
– Нас это не касается, – говорила она.
Молодой человек утешал себя тем, что, во-первых, его восторги разделяет Тосутиг, а во-вторых, совсем не обязательно, чтобы мнения мужа и жены совпадали. И все же, как он ни пытался примириться с равнодушием Мэйв, его задевало, что она не жаждет стать примерной римской женой. «Как можно любить человека, если питаешь отвращение к отдельным сторонам его натуры?» – часто думал Портий.
– Зря ты стала женой римлянина, если Рим тебе не по душе, – сказал он как-то Мэйв.
– Ах, ты жалеешь, что взял меня в жены? – лукаво спросила она, скидывая с плеч платье.
Портий страстно притянул ее к себе, возбужденный видом прекрасного тела жены.
– Ничуть не жалею, – пылко заверил ее он.
Мэйв не понимала разочарования мужа: он сам выбрал ее, а значит, выбрал и Сарум. Она любила Портия всей душой, считая его неотъемлемой частью привычного мира, а разговоры о Риме его словно бы отстраняли. Она старалась отвлечь мужа от чуждых мыслей единственным известным ей способом: соблазняя его своим желанным телом. Шли месяцы, но разговоры о Риме не прекращались, и Мэйв, не желая их слышать, убеждала себя, что это скоро пройдет.
– Сарум – твой дом. Ты никуда отсюда не денешься, – говорила она Портию, лаская его.
По ночам она часто просыпалась и при свете свечи озабоченно вглядывалась в лицо спящего мужа, стараясь понять, что ему снится.
Спустя полтора года Мэйв объявила, что ждет ребенка, и о Риме на время забыли.
– Раз уж у тебя скоро появится наследник, – сказал Тосутиг зятю, – пора бы подумать о новом доме. Деньги у нас есть, надо построить настоящую римскую виллу.
Портий согласно кивнул.
Для постройки выбрали место в глубине долины, в полумиле к се веру от жилища Тосутига. На восточном склоне холма над болотистым берегом реки Авон нависал плоский выступ, откуда открывался прекрасный вид на юго-запад. С севера выступ защищала роща на склоне. За холмом начиналось взгорье и меловые гряды, где пасли овец. На склоне, поросшем лесом, кое-где расчистили делянки, а на выступе стояла древняя хижина, заброшенный пастуший приют. Вдобавок у этого места было еще два преимущества.
О первом Портию рассказала Мэйв.
Чуть поодаль, на самом краю взгорья, росла купа деревьев. Мэйв торжественно привела туда Портия. На поляне посреди рощицы он заметил небольшое круглое возвышение диаметром в тридцать пять шагов – такие же холмики были рассыпаны по всему взгорью.
– Наверное, это могильный холм, – сказал Портий.
Мэйв согласно кивнула, хотя и не догадывалась о многовековой истории древних могильников на взгорье.
– Это священная роща друидов, – благоговейно прошептала она. – Здесь они молились своим лесным богам. – Портий недовольно поморщился, но Мэйв восторженно продолжила: – Благое предзнаменование! Хорошо, что наш новый дом будет рядом. А здесь надо построить святилище.
Римлянин огляделся: поляна и впрямь была очаровательна и словно бы источала покой.
– Делай как знаешь, – сказал он жене.
Вторым преимуществом было то, что к реке спускался широкий пологий берег, а небольшая глубина и медленное течение позволяло укрепить дно и построить здесь брод, безопасную переправу для людей и для скота.
– Как это место называется? – спросил Портий тестя.
– Да никак, – ответил Тосутиг. – Брод, он и есть брод – форд, если на местном наречии[6].
Так римлянин начал строить свой новый дом у брода на реке Авон.
Портию помогали Нумекс, Бальба и мужчины из окрестных селений. На месте полуразвалившейся хижины сложили из камней и глины невысокую прямоугольную постройку и присоединили к ней два крыла, разделенные на две комнаты; получился узкий длинный дом, обращенный на юго-запад. Вдоль задней стены тянулся широкий проход, соединенный еще с несколькими помещениями, выходящими в мощеный внутренний дворик. Стены оштукатурили и выкрасили в белый цвет; в верхней части стен установили толстые щиты, сплетенные из лозы. Крышу покрыли дорогой черепицей, привезенной с севера.
Разумеется, скромному сельскому дому далеко было до роскошной виллы Когидубна, когда-то восхитившей Тосутига, однако же, к восторгу правителя Сарума, прямоугольное строение с белеными оштукатуренными стенами и черепичной крышей было типично римским.