— И мне сыра, — сказала я. — А еще — кипяченого коровьего молока.

— Баранина есть? — поинтересовался Эд и, когда подавальщица кивнула, продолжил: — Мне и моей жене — переднюю ногу молодого барашка на кости. Зелень, овощи и, пожалуй, все. Да! Корзины, чтобы забрать с собой в дорогу все, что не съедим.

Разносчица задумалась, покачала головой и сказала:

— Я все не запомнила. Говорите, кто что хотел, я буду называть цену.

Что самое удивительное, Арлито все помнил и взял себе еще баранью ногу. Мы наели на два нома три о, их следовало отдать после того, как пищу принесут. Расплачиваться за все предстояло мне, потому что у Эда денег не было — все стражники забрали, когда его обыскивали.

Эд убрал руку с моего плеча и, делая отсутствующий вид, сжал под столом коленку, от каждого его прикосновения будто зарождался электрический разряд, умножался в низу живота и поднимался по позвоночнику теплой волной, и я превращалась в глину, послушную его пальцам.

Знал бы он, что со мной творится от его прикосновений! Ни о еде, ни об ордене Справедливости, ни даже о близком конце света — ни мысли. Одно желание — снять ночлежку, чтобы предаваться любви до самого утра, и гори все огнем!

— Если есть что готовое, сразу неси! — крикнул Арлито в спину удаляющейся подавальщице, она на ходу кивнула и исчезла за дверью между стражниками и стариком. Возле хода в кухню в темноте еле угадывалась крутая лестница на второй этаж, в «апартаменты».

Через пять минут на столе выросла гора пышных душистых лепешек, присыпанных кунжутом, — Арлито схватил одну и принялся жевать, не дожидаясь молока; целая миска огурцов и помидоров на крупных листьях салата и две тарелки белого сыра, нарезанного крупными кусками. Подождав, пока подавальщица отвернется, Арлито проглотил два куска сыра, заел помидором, отгрыз огромный кусок лепешки, проглотил, не жуя. Перед нами сидел не человек, а утилизатор еды безразмерный, и как в него столько влезает?

Эд, жующий сыр, аж руку с коленки убрал, уставился на Арлито, который ел, ел, ел… Нет, не ел — пожирал. Мы заметили трактирщика, только когда он кашлянул за нашими спинами, обернулись одновременно.

— Я это… Вы того, приятного аппетита! Но я коня привел. Хороший конь, хоть и не молодой…

Эд поднялся, погладил меня по спине:

— Пойду гляну.

Я кивнула, Арлито, занятый набиванием утробы, не заметил, как Эд ушел. Толстый трактирщик, топавший вторым, закрывал его необъятными телесами, только затылок и был виден. Когда за ними закрылась дверь, я перевела взгляд на Арлито, доедающего баранью ногу — он меня не замечал.

Звенела посуда, стражники ели так громко, что спящий странник вздрогнул и положил на ухо руку. Крестьяне раскраснелись от выпитого и подшучивали друг над другом. Один из сыновей, повернутый лицом к выходу, смотрел на меня так, будто хотел съесть. Неприятный тип, желтоглазый, безгубый, со взглядом маньяка. Интересно, а распутницы тут работают или их побивают камнями?

Сделав злобное лицо, я зыркнула на парня и отвернулась, он обиделся и принялся стучать ложкой по столу. Они о чем-то шептались, и повисшее в воздухе напряжение мне не нравилось.

Только я подумала про путан, как с лестницы, ведущей наверх, в «номера», донесся женский хохот, спустилась расфуфыренная особа с алыми губами и жирными стрелками, подведенными углем. Декольте у нее было такое, что оттуда норовили выпрыгнуть обе груди. За ней, скрипя ступенями, шел сухонький мужичок с тараканьими усами, в кожаном жилете, штанах и белоснежной рубахе.

Мой воздыхатель потерял ко мне интерес и перестал стучать ложкой, усатый сморчок направился к выходу, путана — к крестьянам, защебетала, захихикала. Я поглядывала на дверь, ожидая, когда вернется Эд, — расставаться даже на минуту было мучительно, наше счастье и так не продлится долго. Может, после справедливого суда мы еще увидимся украдкой, но это будет очень не скоро. От правды стало грустно, и я заставила себя думать о сегодняшнем дне.

Дверь распахнулась резко и едва не ударила усатого — он отступил на шаг и раскрыл рот, замер, попятился, уперся в стол со стражниками. В трактир быстрым шагом вошли двое мужчин в неприметных одеждах, остановились на пороге и, повернув головы в нашу сторону, накрыли рукояти сабель ладонями, за их спинами замаячил третий гость. Они стояли против света, и я не сразу поняла, что их лица скрыты серыми платками.

— По-моему, у нас неприятности, — проговорила я Арлито, наклоняясь над столом.

Он сидел спиной ко входу, потому не видел налетчиков, но прекратил жевать и округлил глаза. Лезть в сумку за ножом Амиля не было времени, и, улыбаясь, я подвинула к себе огромный кухонный тесак и прошептала:

— На счет «три» — под стол, и переворачиваем его. У одного из гостей — арбалет. Раз, два, три!

Мы одновременно сползли под стол, прижались друг к другу боками, перевернули его — грянул грохот, но было непонятно, это арбалетные болты бьют по доскам или падают на пол тарелки. Судя по визгу путаны, гости все-таки открыли стрельбу. Сейчас они должны перестрелять стражников в сером и, обнажив сабли, броситься к нам. Донеслись предсмертные вопли, кто кого пострелял, мы не видели.

— Разбегаемся в стороны, — сказал Арлито.

Странно, но страха не было — я мыслила четко и сообразила, что надо метнуться влево и мчать наверх, на второй этаж, входную дверь наверняка охраняют еще двое-трое, и мимо них не просочиться. Сжав нож, кувыркнулась и чуть не натолкнулась на врага, преградившего мне путь к лестнице, он замахнулся саблей, но я поднырнула под вскинутую руку и вонзила нож ему в пах, вскочила, прикрываясь его дергающимся телом, поймала падающую саблю, отразила удар подоспевшего на помощь подельника.

В это время безоружный Арлито с бешеной скоростью метался вокруг мечника, пытающего его прирезать. Крестьяне сбились в кучу в углу трактира, один из братьев закрыл рот путаны ладонью. И вот Арлито сделал невозможное: вскочил на стол, подпрыгнул, выбросив вперед ногу, зацепился за шею врага, второй ногой взял ее в клещи, крутнулся всем корпусом, и нападавший рухнул на пол. Караулящий дверь преступник водил арбалетом из стороны в сторону и не решался стрелять, чтоб не ранить своих.

Стражники были мертвы — на их помощь рассчитывать не приходилось.

Мой противник присел, сделал ложный выпад, но я разгадала его и, одной рукой закрываясь покойником от арбалетчика, второй вскинула саблю, отражая удар. Мужчина был сильнее, к тому же левой рукой много не навоюешь, и понемногу я опускала саблю, обреченно глядя на лезвие, которое приближалось к моему горлу, и не видя, что происходит вокруг.

Потому, когда противник захрипел, я восприняла это как должное, пнула его и рванула наверх, приседая за перила — думала, что сейчас в игру вступит арбалетчик. Лишь наверху, оглядев поле боя, поняла, что случилось: пришел Эд, убил арбалетчика и метнул нож в спину моего противника, в два прыжка оказался рядом с ним — он еще хрипел, — занес саблю и одновременно стянул платок с лица…