— Друзья. — Объясняться с ней не было никакого желания, вот и сказала первое, что в голову пришло.

После того как дважды пришла мне на выручку в трудный момент, Аделина вполне могла считаться таковой. И плевать мне, откуда она там удрала и в чем ее обвиняют.

— Вот к ним и иди, — выдала совсем уж неожиданное эта лицемерка.

Признаться, я растерялась. Да и что мне было делать? Через ворота лезть? Или голосить на всю улицу, дозываясь Тавиша? Так и городской патруль или тех же риссов дозваться можно.

— Я думала, отношения мы выяснили… — Хотя подсознательно нападения с ее стороны ожидала, просто не прямо сейчас.

— Считаешь меня круглой дурой? — приподняла аккуратные бровки мерзавка. — Мы поговорили, вы с Тавишем так и продолжаете друг на друга облизываться, а в последнее время он меня вообще в сторону задвинул. Попользовался и забыл? Ну нет, со мной такое не пройдет!

Все-таки не ошиблась я в ней. Корыстная лицемерка и есть.

— Но стоило тебе ненадолго пропасть, как интерес ко мне вернулся, — сочащимся ядом голоском сообщила паршивка. — Поэтому, если он тебе так неинтересен, как ты говоришь, пожалуйста, уходи! Поживи пока у друзей, а к нам приходи в гости. Не мешай чужому счастью, а?

И пока я пыталась собрать расползающиеся мысли в кучу, эта поганка ядовитая развернулась и зашагала к дому.

Она еще не успела взойти на крыльцо, когда по моей щеке скатилась первая слезинка. Сдерживаться не было сил. Большего унижения я даже в Черном Лесу, где изуродованную сироту не пинал только ленивый, не испытывала!

Хотелось сползти на мостовую и рыдать в голос, но я вовремя вспомнила о риссах, которые тут станут искать пропажу в первую очередь, и на подгибающихся ногах направилась к экипажу.

Разговора не получилось. В экипаже Аделина утирала мне слезы и пыталась воззвать к здравомыслию: мол, разве стал бы тот, кто рискует жизнью за меня, одновременно путаться с какой-то сомнительной девицей? Но какая трезвость мышления в таком состоянии? К тому же она не знала Тавиша так, как знала его я. Стал бы, да еще и как!

Потом был темный силуэт дома, который я толком и не разглядела из-за неиссякающих слез, новая порция утешений, мягкая кровать, успокоительное и какой-то чаек с малиновым ароматом, после которого я почти мгновенно уснула.

Крепко, без сновидений. Значит, не так прост был чаек.

Утром голова была тяжелая, как всегда случается после слез. Но хотя на душе по-прежнему кошки скребли, жалеть себя расхотелось. В конце концов, Тавиш мне не жених и в верности не клялся, чтобы я могла обижаться на присутствие Нарьи в доме. Да, момент был неподходящий и повела она себя подло, но это уже другая история. Лишнее напоминание мне, что пора бы и честь знать. Не вечно же на шее у Дивальдов сидеть! Лицо выправить не удалось, поиграла в аристократку на выданье — и хватит. Пора снять деньги со счета, присмотреть себе милый домик в безопасном квартале столицы или в ее предместье и подумать о будущем. Может, получится помощницей к какому-нибудь лекарю устроиться? Или даже к ведьме.

Такие размышления придали сил. Приподнявшись на локте, я оглядела незнакомую светлую комнату, нашарила взглядом развешенное на спинке кресла платье, явно приготовленное для меня, и даже испытала к Аделине прилив благодарности. Прошлое я не снимала три дня, так что новое платье оказалось очень кстати.

Быстро привела себя в порядок и осторожно выглянула за дверь. Защиты или еще какой-нибудь магической гадости на ней не оказалось, ничто не мешало беспрепятственно покинуть комнату. Может быть, и дом, но идти мне пока было некуда, а внизу поджидал отложенный со вчерашнего дня разговор и завтрак, запахи которого долетали до второго этажа.

Дом, где меня приютили, не мог сравниться ни размерами, ни роскошью с особняком Дивальдов, но все же был далеко не нищенским. За окнами шумел самый настоящий лес. Надо же, а я вчера и не заметила, что мы выехали за пределы города.

Аделина и мужчина, которого я уже видела рядом с ней, нашлись в столовой.

— Доброе утро, дорогая, — поприветствовала меня спасительница светлой улыбкой. — Я думала, после всего пережитого ты до обеда проспишь. Но не стой на пороге, присоединяйся.

Чувствуя себя крайне неловко, я направилась к столу.

— Надеюсь, я не создаю неудобств своим присутствием? — Голос не хотел слушаться и звучал хрипловато, будто бы у меня болело горло, а взгляд непрестанно метался по комнате, выискивая что-то пока мне неведомое. — Честное слово, это не продлится долго. Но вы хотели со мной поговорить, и…

— В нашем доме ты желанная гостья, — зычно проговорил мужчина, вставая и отодвигая мне стул. — Оставайся хоть навсегда.

Чувство неловкости усилилось. Эти люди так добры… А я не понимаю почему. Не совсем понимаю. Реальности не хватало какого-то важного кусочка, который бы все объяснил и расставил по своим местам. Вероятно, за разговором я его получу. Немного пугающая перспектива, учитывая, кто именно сегодня пригласил меня на завтрак.

— Кстати, познакомься с моим мужем, — продолжала улыбаться ничего не подозревающая о моих мыслях беглянка. — Новак Аольский, успешный купец и просто хороший человек.

Определения, данные беглой каторжницей супругу, сомнению не подлежали. Опять она за свое!

— Муж? — холодея, переспросила я.

— Ага, — подтвердил мужчина, улыбнулся в ухоженную бородку и вернулся на свое место. — Столько лет ждали, и вот, наконец, свершилось.

Но у меня что-то обрадоваться не получалось. Он что, не знает, с кем связался? Хотя на глупца вроде бы не похож… А если знает, зачем тогда?..

— Живой? — Знаю, не самый умный вопрос. Но хотелось как-то предупредить несчастного, а как это провернуть при Аделине, я представляла плохо.

— Во всяком случае, умертвием себя не ощущаю. — У Новака улыбались не только губы, но и яркие голубые глаза, и морщинки-лучики в уголках глаз. А мне как-то особенно жаль его стало.

Хороший же человек пропадает!

— Четвертый? — выпал из меня еще один вопрос.

— Да нет, только второй, — внесла точность Аделина. Потом обозрела мою вытянувшуюся мордашку и звонко, точно юная девушка, рассмеялась: — Не верь всему, что в листовках пишут.

Ну да, было бы странно, если бы она тут же созналась во всех злодеяниях и потребовала немедленно вернуть ее на остров.

— И из заточения вы не сбежали? — думала, что поддела ее, я.

— Нет! — радостно объявила госпожа Аольская, щурясь от ослепительного солнечного света, льющегося сквозь большое окно.

На поведение мое она совершенно не рассердилась. Ну если только не считать гору блинчиков, политых медом, кои эти двое навалили мне на тарелку. Однако любопытство отогнало аппетит.

— Ваше лицо кажется мне знакомым, — все никак не получалось угомониться, — словно я его много раз видела. Но не могу вспомнить где…