Зачем Хумаюн предпринял эту обреченную на провал попытку расстаться с отцом в самый напряженный момент? Возможно, между неприветливым царевичем и его наставником Ходжой Каланом существовало некое соглашение. Калан и некоторые полководцы были полны решимости вернуть Бабура в Кабул. Не вызывает сомнений, что Хумаюн был трусоват и принял участие в походе против своей воли, поддавшись уговорам матери; ему не нравилось командовать войсками под руководством более опытных военачальников, относившихся к любым распоряжениям его отца так, как будто это были заветы Корана. Весьма вероятно и то, что его бадахшанские подданные, уже больше года не видевшие своих близких, стремились вернуться домой и привезти своим семьям богатую добычу, пока ненавистная Индия не потребовала от них участия в новых сражениях. Возможно, поведение Хумаюна объяснялось какими-нибудь тайными мыслями или неопытностью.

Бабур пообещал, что отпустит Хумаюна в Бадахшан сразу после сражения.

В те дни Бабур, повинуясь неожиданно охватившему его приступу великодушия, освободил другого царевича, который содержался в Агре в качестве заложника. Это был сын Хасан-хана из Милвата, расположенного к западу от Агры. Снабдив юношу почетными одеждами и заверениями в дружественных намерениях, Бабур отпустил его к Хасан-хану, который не находил себе места от беспокойства за сына и никак не мог решить, встать ли ему на сторону монголов или примкнуть к войску Раджпута.

Получив сына, Хасан-хан склонился в пользу Раджпута, а Бабуру сообщили, что небольшой отряд, отправленный им в Биану, потерпел поражение и поспешно отступал перед лицом надвигающегося противника.

Этот противник был на порядок сильнее, чем те, с которыми моголам приходилось сталкиваться до сих пор. Беженцы из Бианы откровенно признавались, что боятся воинов Раджпута.

Обычно враждующие между собой вожди Раджастхана объединялись, когда возникала необходимость противостоять пришлому врагу, что они и проделали теперь, когда этим врагом стал мусульманский падишах. Около восьмидесяти тысяч всадников под командованием семи раджей и сотни менее значительных вождей включились в этот военный союз, усиленный несколькими сотнями боевых слонов. Перечень их имен напоминает текст героического эпоса, поскольку под знамена Мевара собрались лучшие воины Читара, Рантхамбхора и Чандери. Свою храбрость эти истинные хозяева Хиндустана, взявшиеся за оружие против мусульманских захватчиков, унаследовали от самих ариев.

Сломить дух защитников Раджпута было невозможно; они не уступали поля боя, пока последний воин не падал на землю, разрубленный на куски в рукопашной схватке. Их союзники, как, например, хан Милвата, готовы были поддержать их в случае успеха, однако едва ли пошли бы на это в ином случае.

Предводитель армии Раджпута пользовался таким же авторитетом у своих солдат, как и Бабур у своего войска. Рана Санга – Санграм Сингх из Читара – с детства держал в руках оружие. Одна его нога была изуродована, один глаз не видел, а руку он потерял в сражении. Рассказывали, что перед смертью на его теле насчитали восемьдесят ран. «Свою власть Рана Санга завоевал своей храбростью и своим мечом», – признавал Бабур.

Настрой армии во многом зависит от национальных особенностей и традиций; большую роль играет также личность полководца, – например, в случае с Ганнибалом, который повел свое многонациональное войско против гораздо более многочисленной римской армии, сплоченной к тому же национальной идеей, – однако на него влияют и те события, что происходят непосредственно перед сражением и обрастают слухами во время разговоров у ночных костров.

Состояние духа у воинов Агры было скверным, и Бабур знал об этом. Современная армия, столкнувшись с превосходящими силами противника, могла выстроить линию укреплений вдоль берега Джамны. Бабур не мог пойти на это, без риска потерять хиндустанскую равнину со всеми укрепленными городами. Он уже и так лишился Бианы. Ему пришлось осторожно продвигаться навстречу наступающему противнику, высылая вперед разведку и постоянно следя за перемещениями врага. Как и при Панипате, он предусмотрел строительство линии укреплений, чтобы защититься от атаки конницы. Не доверяя хиндустанским бекам, недавно примкнувшим к его войску, он отослал их в тыловые гарнизоны, такие, как, например, крепость Самбхал.

Первое столкновение не принесло ощутимых потерь. Авангард, высланный на разведку, проявил беспечность и столкнулся с бдительным неприятелем. «Они ехали по дороге на Канвахин и не смотрели ни вперед, ни назад», да так и въехали на полном галопе в расположение хиндустанцев, которые взяли их в окружение. На помощь им был выслан отряд под командованием Махмуда Али Дженг-Дженга, чтобы прикрыть их отступление. Этот случай положил конец конным вылазкам в лагерь армии Раджпута, которая теперь сосредоточилась в окрестностях города Канвахин, в двенадцати милях от Бабура.

Желая воодушевить своих подчиненных, Бабур отдал приказ соорудить неподалеку от небольшого озера традиционную линию укреплений из связанных между собой телег и выкопанных перед орудиями рвов. Поскольку мастер Али, создатель пушки Победитель, соперничал с Мустафой, вторым артиллеристом, Бабур расставил канониров на противоположных концах линии обороны. Несмотря на приказ, назначающий командующими резервом Хумаюна и ставленника Бабура, Алам-хана, истинными командирами остались заслуженные кабульские полководцы. Чин Тимура Бабур оставил при себе в центре войска.

Не оставляя надежды поднять боевой дух воинов, Бабур пускался на любые уловки. Узнав о том, что из Кабула к нему выступила сотня всадников, он приказал выслать им навстречу тысячу с развернутыми знаменами. Во всяком случае, вожди Раджпута могли подумать, что он получил мощное подкрепление. К несчастью, одновременно с ними из Газны пришел караван с грузом вина, вместе с которым прибыл странствующий звездочет, быстро сообразивший, какие настроения царят в расположении войск, и немедленно разразившийся мрачными пророчествами.

«В то время, вследствие недавних событий и происшествий, пустых рассказов и разговоров среди воинов, как уже упомянуто, царило великое смущение и страх. Мухаммед Шариф-звездочет, этот злодушный человек, не мог сказать мне ничего путного, но зато усиленно убеждал любого встречного, что в эти дни Марс стоит на западе и всякий, кто пойдет войной с этой стороны, будет побежден. Кто его, этого негодяя, спрашивал? Он еще больше разбил сердца людей, павших духом. Не слушая его бестолковые речи, я не прерывал дел, которые надо было сделать, и усердно занимался военными приготовлениями, собираясь сражаться».

Бабур все еще не забыл о том случае, когда он последовал совету астролога, приведшему его к поражению на переправе. Однако после неудачного набега на Милват он предпринял некоторую попытку самоанализа.

«В понедельник я выехал на прогулку. Во время прогулки мне пришло на ум, что у меня постоянно была на душе забота о воздержании и что совершение недозволенного всегда покрывало мое сердце пылью. Я сказал: «О душа, доколе будешь ты находить сладость в греховном? Воздержание тоже не лишено сладости. Попробуй!»»