Солком Гарди вдруг подумал, что жена Питера Уимзи почти красавица, когда волнуется. Он понимал ее беспокойство по поводу чувств Питера. Похоже, она действительно любит паршивца. Гарди глубоко растрогался, поскольку виски был налит щедрой рукой. Он решил сделать все, что в его силах, чтобы не задеть их достоинство.

Уже пройдя пол-улицы, он спохватился, что совсем забыл опросить слуг. Обернулся, но Гарриет все еще стояла, опершись на калитку.

Мистеру Гектору Панчену из “Морнинг стар” повезло меньше. Он прибыл через пять минут после отбытия Солкома Гарди и нашел леди Питер Уимзи там же, у калитки.

Поскольку протиснуться мимо нее он не мог, то был вынужден выслушать историю не сходя с места, причем в том виде, в котором леди сочла нужным ее преподнести. На середине он почувствовал, что в шею сзади дует теплом, и резко обернулся.

– Это всего лишь бык, – сердечно сказала Гарриет. Мистер Панчен, будучи горожанином, побледнел. Быка сопровождали шесть любопытных коров. Их присутствие гарантировало хорошее поведение быка, но журналист этого не знал. Для него они все были одинаково огромными рогатыми зверюгами. Учтиво отогнать их он не мог, потому что леди Питер заботливо чесала быку лоб, делясь интересными и неизвестными подробностями из своего детства в Грейт-Пэгфорде. Он не покинул пост, ибо репортер должен идти на риск ради выполнения профессионального долга, однако, как ни старался, слушал не слишком внимательно.

– Вы любите животных?

– Да, очень. Скажите об этом вашим читателям, это вызывает симпатию, правда?

– Само собой, – ответил Гектор Панчен.

Все это прекрасно, но бык-то стоял с его стороны забора, а она – с другой. Корова дружелюбно лизала ему ухо – поразительно, какие у них шершавые языки.

– Простите, что я не открываю калитку, – сказала Гарриет, очаровательно улыбаясь. – Я люблю коров, но только не у себя в саду.

К его смущению, она перелезла через забор и твердой рукой проводила его к автомобилю. Интервью было окончено, и репортеру так и не представилось возможности “очеловечить” тему убийства. Коровы, опустив головы, разбрелись, дав дорогу машине. По замечательному совпадению, как только журналист уехал, откуда ни возьмись появился пастух, дотоле невидимый, и принялся собирать стадо. Завидев Гарриет, он ухмыльнулся и дотронулся до своей кепки. Гарриет побрела к дому и не успела до него дойти, как коровы снова собрались у калитки. У открытого окна кухни стоял Бантер и протирал бокалы.

– Коровы на улице, – сказала Гарриет. – Очень удобно.

– Да, миледи, – скромно отвечал Бантер. – Они пасутся на газоне. Как я понимаю. Весьма, с позволения сказать, подходящее решение.

Гарриет открыла рот и снова закрыла – ее посетила мысль. Она прошла по коридору и открыла заднюю дверь. Не слишком удивившись, увидела потрясающе уродливого бульмастифа, привязанного веревкой к скребку для обуви. Бантер вышел из кухни и неслышно прошел в судомойню.

– Это наш пес, Бантер?

– Хозяин привел его утром, миледи, и спрашивал, не желает ли его светлость приобрести подобное животное. Насколько я понимаю, это прекрасная сторожевая собака. Я предложил оставить его здесь до тех пор, пока его светлость не даст ответ.

Гарриет пристально посмотрела на Бантера. Тот, не шелохнувшись, выдержал взгляд.

– А об аэропланах вы подумали, Бантер? Можно посадить на крышу лебедя.

– Про лебедей, миледи, я ничего не слышал. Но знаю человека, который держит козу…

– Как повезло мистеру Гарди.

– Пастух опоздал, – вдруг гневно проговорил Бантер. – Ему были даны четкие инструкции. Потерянное время будет вычтено из его заработка. Мы не позволим с собой так обращаться. Его светлость к этому не привык. Прошу прощения, миледи, – коза прибыла, и, боюсь, могут возникнуть некоторые сложности в связи с собакой у порога.

На том Гарриет его и покинула.

Любовь? Люблю ли я? Мой мир

Окрашен светом чьих-то ясных мыслей,

А раньше был я погружен во мрак,

Как храм Венеры в темноте ночной.

Но в этой мгле святое что-то было,

Нежнее и воздушней, чем иное,

И как слепцов ласкает лунный свет,

Оно меня незнаемо ласкало.

Потом, как взрыв звезды давно знакомой,

Пришла любовь[208].

Томас Ловелл Беддоуз “Второй брат”

Коронер все-таки не ограничился установлением личности убитого, однако проявил похвальную сдержанность при допросе свидетелей. Мисс Твиттертон в новом с иголочки черном платье, бойкой шляпке, плотно охватывающей голову, и старомодном черном пальто, ожившая ради такого случая, показала сквозь всхлипы, что тело принадлежит ее дяде Уильяму Ноуксу и что она не видела дяди с позапрошлого воскресенья. Она объяснила, что дядя жил то в Броксфорде, то в Пэгглхэме, и упомянула про два комплекта ключей. Коронер вежливо, но твердо пресек ее попытку рассказать также о продаже дома и внезапно обнаружившейся ужасной финансовой ситуации. Затем ее место занял лорд Питер Уимзи, кроткий и человечный внешне[209]. Он кратко и бесстрастно доложил о своих удивительных приключениях в брачную ночь. Он передал коронеру различные документы, подтверждающие покупку дома, и вернулся на место, сопровождаемый гулом сочувственного одобрения. Затем настал черед бухгалтера из Броксфорда, заявившего, что по результатам предварительного изучения отчетности радиолавка находится при смерти. Мервин Бантер, вдумчиво подбирая слова, рассказал о визите трубочиста и последовавшем обнаружении тела. Доктор Крэйвен назвал причину и вероятное время смерти, описал повреждения и сообщил, что, по его мнению, такие травмы нельзя причинить самому себе, не могли они возникнуть и вследствие случайного падения.

Следующим был Джо Селлон, очень бледный, но владеющий собой. Он сказал, что его позвали осмотреть мертвое тело, и описал, как оно лежало в погребе.

– Вы деревенский констебль?

– Да, сэр.

– Когда вы в последний раз видели покойного живым?

– В среду вечером, сэр, в пять минут десятого.

– Расскажите о вашей встрече.

– Да, сэр. Мне нужно было обсудить с покойным одно дело личного свойства. Я проследовал к дому и около десяти минут беседовал с ним через окно гостиной.