Устраивались балы только для выпускниц из флигеля в отдельном помещении, оснащенном исключительно для этой цели. В помещении был один огромный зал и две уборные – женская и (единственная во всем ЛПЖ!) мужская. В центре – место для живого оркестра, в углу – безалкогольный бар с соками и кофе. Зал был устроен так, чтобы в нем не было ни одного скрытого от глаз госпожи Директрисы и воспитательниц места. Все должно было происходить на виду.

Летний бал считался предварительным.

На него съезжалось много кандидатов. Он был самым важным: на нем гости-мужчины присматривались к выпускницам, танцевали с каждой, угощали соком и пирожными.

На Осеннем балу некоторые кандидаты – процентов 10–20 – уже определялись окончательно.

Зимний закреплял результат.

Весенний имел особое значение: стопроцентное покрытие спроса!

Я уже рассказала, что произошло с той опозоренной курсанткой, которая осталась невыбранной. Ужасная жизнь прислуги, мытье полов, дойка коров и… постыдная смерть с безымянной могилой.

Мысль о том, что нас могут не выбрать, висела над нами всеми как дамоклов меч и временами изрядно портила все наше существование в этом уютном месте.

Так вот, Тур была из выбранных на первом же балу!

Мы, наш десятый секстет, знали это наверняка!

Потому что…

Должна признаться, поскольку ведение личного дневника требует правды и только правды.

Потому что мы… подглядывали.

Да, да! Простите, дорогая госпожа Директриса, но это правда.

И вина в этом тяжком преступлении лежит только на мне, клянусь!

Расскажу, как я до этого додумалась.

Как-то в выходной, блуждая вокруг закрытого Бального Дома и мечтая, что когда-нибудь его двери откроются и передо мной, я… нашла лазейку наверх.

Просто заметила высокие перекладины, увитые густыми зарослями дикого винограда. Я даже не сразу догадалась, что это – металлическая лестница, ведущая на крышу. Честно!

Я подпрыгнула, подтянулась (по физкультуре у меня всегда было сто баллов!) и, перебирая ногами и руками, быстро забралась на самую крышу.

Походила, радуясь солнцу и прекрасному виду, который открывался сверху. А потом заметила круглые толстые стеклянные иллюминаторы в крыше. Видимо, для того, чтобы в романтическом полумраке бала влюбленные могли наблюдать за звездами. Или еще для чего-то подобного, не знаю…

Грешная и тревожная мысль в ту же минуту охватила меня всю, как пламя: «Вот как мы можем увидеть то, о чем шепчемся по углам чуть ли не каждый день: как проходят балы?! как возникают эти удивительные, долгожданные и воспетые в ЛПЖ любовные легенды?! Одним словом, как начинается сказка, к которой нас готовят?!»

Я долго колебалась перед тем, как рассказать о своем открытии девушкам из моего секстета. А одна лезть на крышу боялась. Быть разоблаченной и опозоренной перед всем лицеем – тоже.

– Вот если бы хоть одним глазком увидеть бал! – как-то сказала Ита.

– Ага, хоть бы знали, к чему нам готовиться, – подхватила тему Мия.

Это было как раз в начале прошлого учебного года перед Весенним балом.

Кстати, в такие периоды, перед подготовкой к балу, все, даже малыши, ходили в загадочном и приподнятом настроении.

А воспитатели, учителя и Директриса даже ослабляли свою бдительность.

Все силы и мысли были направлены на старших обитательниц флигеля – на их наряды, на подбор музыки, украшение бального зала и т. п.

В конце концов на долгожданный результат.

– Я могла бы это устроить… – тихо сказала я тогда.

И пять пар глаз уставились на меня с надеждой.

Я понимала: меня не выдадут!

И рассказала о стеклянных иллюминаторах на крыше бального здания.

Мы сразу же решили: полезем! Правда, немного сомневалась трусиха Лил, но возможность понаблюдать за обожаемой ею Тур придала ей решимости.

Тем более что опасность была нулевая: во время бала и за пару дней до него на нас никто не обращал особого внимания.

В назначенный день мы, секстет номер десять, в полном составе облепили круглое окошко на крыше зала.

Даже носы от любопытства расплющили!

Что это было за зрелище! Как из сна.

Стекло было довольно толстое и тусклое, поэтому голосов мы не слышали, а все яркие краски прекрасного убранства зала, все отблески тысячи электрических свечей приобрели таинственный флер, как в старинном немом кино. И из-за этого зрелище казалось фантасмагорическим!

Наши глаза были прикованы к восхитительной Тур.

Сверху она выглядела как цветок, плывущий по воде! Она действительно была лучше всех. Поразил и Алекс!

Точнее, тогда мы еще не знали, как зовут этого высокого, одетого в белый смокинг красавца с гладкими черными волосами и тонкими усиками над губой.

– Ретт Батлер… – выдохнули мы одновременно, и стекло иллюминатора сразу покрылось туманом от нашего горячего дыхания.

(Между прочим, замечу: эта книга – «Унесенные ветром» – у нас тоже была в библиотеке в отделе книг с официально изъятыми дирекцией страницами. То есть – в неполном объеме. Там осталось только то, что касается хороших манер. Ох, нам всегда было интересно, что же такого запретного сделала Скарлетт О’Хара. Ведь книга состояла всего лишь из пятидесяти четырех разрешенных для чтения страниц!)

Итак, Тур и Алекс – это была пара, от которой просто глаз не отвести.

Что и говорить: Тур выехала из флигеля на следующий же день.

И мы страшно грустили по этому поводу. Лил вообще осунулась и залегла в лазарет на целую неделю.

…И вот теперь – это страшное известие!

Я бы сказала, недоразумение.

Или болезненное воображение нашей молчуньи.

Времени хорошо подумать над всем этим не было: госпожа Учительница уже объявляла состав суда:

– Прокурор – курсантка Пат!

– Судья – курсантка Рив!

– Адвокат – курсантка Озу!

– Свидетели – курсантки Ита и Мия!

– Обвиняемая мадам де Реналь – курсантка Лил!

Мы вышли вперед, заняли места на кафедре за высокими стульями.

Лил осталась стоять перед классом.

– «Красное и черное», Фредерик Стендаль, настоящее имя Анри-Мари Бейль! – объявила Уга из тринадцатого секстета. У нее была прекрасная, театральная дикция…

Я разволновалась. Очень хотелось заработать сто баллов.

Я начала пересказывать сюжет Стендаля: некий стрит из бедной семьи по имени Жюльен Сорель устроился учителем в богатую аристократическую семью и влюбился в мать семейства мадам де Реналь. Она долго сопротивлялась его чувствам, а потом… изменила мужу. Дальше я не рассказывала, так как нас интересовал именно этот момент.