В клинике уже работала следственно-оперативная группа Главного управления внутренних дел Москвы. Вовик, похоже, окончательно свихнулся — Турецкий сперва не мог поверить в то, что ему пришлось услышать: при побеге он (Вовик, не Турецкий) умудрился… искалечить санитара и убить охранника.

Директор клиники Дименштейн был тем не менее спокоен, как танк.

— Работа с таким контингентом, как у нас, вполне естественно, связана с определенным риском. За это персонал учреждения и получает достойную зарплату. — Это он по поводу гибели охранника, насколько мог предположить Турецкий.

Следователя проводили в палату, в которой лежал Вовик. На больничную палату комната походила меньше всего, скорее — на одноместный номер в четырехзвездочном отеле.

Стены цвета слоновой кости, обитые чем-то мягким и гладким вроде пеноплена, светлый ковер на полу, широкий диван с вделанным в валик пультом: кнопка вызова медперсонала, управление кондиционером и телевизором, а также регуляция освещения. Телевизор тоже встроенный — экран на уровне поверхности стены, окно безо всяких решеток (как объяснил Дименштейн, пуленепробиваемое стекло), низкий пластмассовый столик без единого острого угла, дверь без глазка и окошка для выдачи пищи.

— У вас все так живут? — искренне изумился Турецкий.

— Многие, — скромно, но с достоинством ответил Дименштейн. — Плата за лечение у нас достаточно высокая и пациенты могут справедливо рассчитывать на определенный комфорт. А вы что, надеялись увидеть железные кровати с продавленными матрасами, беленные известкой стены и толстенные решетки на окнах? Как в советских психушках?

— Но Вовик… то есть Молчанов, за лечение не платил, — констатировал Турецкий.

— При наших оборотах мы можем позволить себе благотворительность — каждый месяц один-два человека лечатся у нас совершенно бесплатно и при этом живут в тех же условиях, что и остальные пациенты.

— И что, они пользуются абсолютной свободой?

— В пределах клиники — да.

— Хм…

— Но незаметно для них мы все же контролируем их поведение, — быстро вставил нарколог. — Например, в этой комнате установлены две камеры наблюдения — одна над дверью, другая над окном, так что все пространство просматривается, так называемых мертвых зон вы тут не найдете. Камеры также установлены в столовой, в коридоре, во дворе.

Турецкий присмотрелся к указанным Дименштейном местам над окном и дверью, но ничего, кроме настенных светильников с дырчатыми плафонами, не увидел, — очевидно, камеры были внутри плафонов.

— Санитар принес Владимиру таблетки и, видимо, на минуту утратил бдительность. Владимир ударил его вот этим столиком и оттащил в манипуляционную, она рядом, буквально через две двери…

— У вас все санитары такие рассеянные? — поинтересовался Турецкий, то, что Дименштейн зовет Вовика Владимиром, было для его уха как-то непривычно и даже смешно. Вовик он и есть Вовик, а то, что от него можно ждать чего угодно, Турецкий лично усвоил сразу.

— Владимир вообще был склонен скорее к суициду, нежели к насилию над другими. Кроме того, мы не пропагандируем жестокость и не культивируем всеобщую подозрительность.

— А как же ваши хваленые камеры? Или они тоже на минуту утратили бдительность?

— Камеры это, разумеется, зафиксировали, тут же сработала тревога, но пока охранники прибежали в манипуляционную, Владимир успел набрать полный шприц какой-то жидкости и вонзить его в шею санитара. Он заявил, что стоит ему надавить на поршень, и санитар погибнет. В принципе в манипуляционной хранились некоторые психотропные средства, которые он мог найти, так что охрана не решилась рисковать жизнью своего коллеги. Впоследствии, однако, оказалось, что это был всего лишь физиологический раствор…

— Вы при этом присутствовали?

— Не сразу. Пока я подошел, эта импровизированная процессия уже спустилась в вестибюль, там у нас дежурит охранник.

— Вооруженный?

— Да. Вообще-то я противник этого. Оружие плохо сочетается с нашими пациентами, даже если они уверены, что против них его не применят и даже если у них самих не возникает желания им завладеть, все равно в атмосфере витает некая нервозность. Все же понимают, что если ружье висит на стене, рано или поздно оно выстрелит…

— Да бог с ним, с ружьем, что дальше-то было?

— Дальше я попробовал с Владимиром поговорить. Он выглядел очень возбужденным, нужно было его успокоить. Он потребовал, чтобы охранники удалились, а тот, который сидит на вахте, отдал ему свой пистолет.

— Вы выполнили его требования?

— Да, и пистолет он сразу же спрятал в карман куртки. Потом заявил, что ему, мол, обязательно нужно отсюда выбраться, что должен немедленно отомстить одному человеку. То есть очень срочно отомстить…

— Какому человеку?

— Не знаю.

— Дальше.

— Видимо, наш охранник повел себя непрофессионально. Видимо, ему показалось, что Владимир увлекся разговором, ослабил хватку на шприце, и еще он, наверное, решил, что в рукопашной Владимир ему не конкурент. В общем, он ринулся в драку и получил пулю.

— Хорошеньких психов вы тут содержите. Ему на нарах место.

— Уверяю вас, я лично абсолютно убежден, что Владимир не собирался его убивать, он выстрелил сквозь куртку не целясь, и если бы охранник не присел, очевидно для прыжка, то пуля попала бы ему в худшем случае в живот.

— А так — в череп, — мрачно подытожил Турецкий.

— А так мы имеем пулю в голове охранника и разорванную сонную артерию у санитара. С этим, правда, проблем не будет: ему вовремя оказали помощь, и через несколько недель он снова будет на ногах и в добром здравии.

— Дальше.

— После чего, угрожая пистолетом теперь уже мне, Владимир добрался до ворот, где его ожидало — угадайте что.

— Понятия не имею. Вертолет. Собачья упряжка.

— Представьте себе, такси — вызвал по телефону. Теперь под его прицел попал уже таксист, который и увез моего пациента в неизвестном направлении.

— Скажите-ка, доктор, что, по-вашему, могло так возбудить Молчанова?

— Не могу вам ответить. Но абсолютно уверен, что еще вчера у него и мысли о побеге не возникало. Он удивительно быстро прогрессировал, причем, по его собственному желанию, мы выбрали самую жестокую методику лечения — он сразу и полностью отказался от героина и уже на третий-четвертый день абстиненция начала исчезать. Еще неделя-другая — и мы бы имели стабильную ремиссию.

— А…

— Предваряю ваши вопросы о СПИДе: к тому, что у него СПИД, Владимир отнесся спокойно. Лечение СПИДа не наш профиль, но по окончании курса лечения у нас мы могли бы устроить его в другую клинику.

— Может, он что-то увидел по телевизору или поскандалил с кем-то из других пациентов? Он вообще у вас тут с кем-нибудь общался?