– Вот-вот, – подтвердил Чудакулли.

Витинари воздел палец.

– Я не закончил, аркканцлер. Дайте-ка подумать… Кажется, я сказал, что произошла размолвка между древней, неспособной к развитию, устаревшей и косной организацией и собранием энергичных молодых ученых, которые полны свежих, волнующих идей.

– Эй, погоди, в первый раз было не так! – запротестовал Чудакулли.

Витинари откинулся на спинку кресла.

– Нет, аркканцлер. Помнишь наш недавний разговор о значении слов? Все дело в контексте. А потому я предлагаю, чтобы ты предоставил главе университета Коксфорд возможность ненадолго надеть официальную Шляпу аркканцлера.

Нужно было очень внимательно слушать то, что говорил патриций Витинари. Иногда слова, на вид совершенно послушные, скалили зубы и кусались.

– Сыграйте в футбол за Шляпу, – предложил Витинари.

И взглянул на их лица.

– Господа. Господа. Не торопитесь, обдумайте. Важность Шляпы преувеличена. Средства, при помощи которых состязаются волшебники, – в основе своей не магического свойства. Подлинная борьба и, более того, соперничество, на мой взгляд, будут полезны обоим университетам, и простые люди развлекутся, тогда как в прошлом, когда волшебники ссорились, им приходилось прятаться в погреба. Пожалуйста, не отвечайте чересчур поспешно, иначе я решу, что вы недостаточно подумали.

– Между прочим, я умею думать очень быстро, – сказал Чудакулли. – Это будет никакое не состязание, а полнейшая несправедливость.

– Совершенно верно, – заметил Генри.

– Ага, вы оба считаете, что это будет совершенно несправедливо, – произнес Витинари.

– Конечно. У нас намного моложе профессорский состав, за нами – сила, энергия и широкие поля Псевдополиса.

– Превосходно, – подытожил патриций Витинари. – По-моему, вызов брошен. Университет против университета. По сути, город против города. Война, но без утомительной необходимости подбирать с поля боя головы, руки и ноги. Жизнь есть борьба, господа.

– Вынужден согласиться, – ответил Чудакулли. – Хотя я не намерен лишаться Шляпы. И должен заметить, Хэвлок, что сам ты не больно-то поощряешь вызовы.

– О, мне их бросают не так уж редко, – сказал Витинари. – Дело в том, что побеждаю я. Кстати говоря, господа, я прочел в сегодняшней газете, что новые избиратели в Псевдополисе вчера проголосовали за то, чтобы не платить налоги. Когда увидишь президента, Генри, пожалуйста, без колебаний передай ему, что я буду просто счастлив помочь советом, когда он сочтет необходимым. Приободритесь, господа. Никто из вас не получил то, чего хотел, но вы оба получили то, чего заслуживаете. Раз горбатого можно отмыть добела, Шляпа может сменить владельца. И горбатого придется отмыть добела, господа, иначе мы все обречены.

– Вы имеете в виду события в Локо? – уточнил Генри. – И не надо делать такое удивленное лицо.

– Я не нарочно. Я действительно удивлен, – сказал Витинари, – но, пожалуйста, лучше считайте, что я не удивился. В этом есть определенные преимущества.

– Мы обязаны что-то предпринять! Экспедиция нашла целое гнездо этих проклятых тварей.

– О да. Убитые дети, – сказал Витинари.

– Истребленные звереныши!

– И что вы предлагаете?

– Мы говорим об очень большом зле!

– Аркканцлер, я вижу зло каждый день в зеркале, когда бреюсь. С философской точки зрения, оно разлито повсюду во вселенной – видимо, чтобы сделать очевидным существование добра. Полагаю, на самом деле все гораздо сложнее, но на этом пункте рассуждений я обычно начинаю хохотать. Я правильно понимаю, что вы поддерживаете идею послать в Дальний Убервальд экспедиционные войска?

– Разумеется! – воскликнул бывший декан.

– К этому уже прибегали на нашей памяти. И еще дважды раньше. Видимо, военные умы представляют собой особый феномен, если разумные люди готовы еще раз, притом со смаком, проделать то, что никогда не помогало.

– Сила – это все, что они понимают. Уж вы-то должны знать.

– Сила – это все, что мы пускали в ход, аркканцлер Генри. И потом, если они животные, как утверждают некоторые, значит, они вообще ничего не понимают. Но если они, как убежден я, разумные существа, значит, мы имеем право требовать, чтобы они нас поняли.

Патриций отхлебнул пива.

– Я мало кому об этом рассказывал, господа, и вряд ли расскажу в будущем, но однажды, когда я был еще мальчиком и проводил каникулы в Убервальде, я гулял по берегу ручья и увидел выдру с детенышами. Очаровательное зрелище, согласитесь. Пока я наблюдал за ними, выдра-мать нырнула в воду и поймала жирного лосося, которого втащила на полузатопленное бревно. Она ела его, разумеется, живьем, и я до нынешнего дня помню, как из разорванного брюха лосося посыпалась ярко-розовая икра, к большому удовольствию выдрят, которые лезли друг другу на головы, чтобы полакомиться. Чудо природы, господа, – мать и дети едят мать и детей. Тогда я впервые понял, что такое зло. Оно свойственно природе вселенной. Боль повсюду. Я сказал себе: если есть какое-нибудь высшее существо, все мы вправе постараться превзойти его в области морали.

Волшебники переглянулись. Витинари смотрел в недра своей кружки с пивом, и им вовсе не хотелось знать, что он там видел.

– Мне кажется или здесь темно? – наконец спросил Генри.

– Ох, боги, да. Я и забыл про люстру! – воскликнул Чудакулли. – Где мистер Натт?

– Тут, – отозвался Натт – гораздо ближе, чем предпочел бы Чудакулли.

– Что ты здесь делаешь?

– Я сказал, что буду ждать вашего слова, сэр.

– Что? Ах да, да, конечно…

Он маленький, вежливый, на диво полезный, сказал себе Чудакулли. Совершенно не о чем беспокоиться.

– Ну, покажите нам, как вы зажжете свечи, мистер Натт.

– А можно фанфары, сэр?

– Сомневаюсь, молодой человек, но внимания я сейчас потребую.

Чудакулли взял ложечку и постучал по краю винного бокала, совершая освященную временем процедуру под названием «эй, вы все, я пытаюсь производить громкий звук очень тихо», которая с успехом побеждает застольных ораторов с тех самых пор, как изобрели бокалы, ложки и обеды.

– Господа, прошу тишины, притом выжидающей, за которой да последуют негромкие аплодисменты, выражающие желание видеть люстру зажженной!

Тишина воцарилась.

Когда аплодисменты затихли, люди развернулись в креслах, чтобы получше видеть, хотя видеть было еще нечего.

– Пожалуйста, не могли бы вы раскурить трубку и передать ее мне, сэр? – попросил Натт.

Пожав плечами, Чудакулли протянул ему трубку. Натт взял ее, поднял вверх, и…

Что именно произошло? Об этом спорили еще долго. Откуда взялось алое пламя – вырвалось из трубки, спустилось с потолка или сорвалось со стены? Сходились все лишь в одном: темноту внезапно рассекли сияющие зигзаги, которые мгновенно исчезли, оставив после себя непроглядный мрак, а тот, в свою очередь, рассеялся, когда одновременно зажглись свечи, озарив залу рассветным блеском.