Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молодая, симпатичная работница Дворца при виде лезущего на нос Эве пуза округлила глаза и украдкой бросила взгляд на телефон: а вдруг посетительница начнет рожать прямо сейчас – тогда телефон лучше иметь под рукой. Эва же удобно уселась в кресле напротив стола и успокоительно произнесла:
– Не бойтесь, пани, – сначала мне надо выйти замуж.
– Я так и думала, – захихикала девушка.
– Пожалуйста, запишите меня на ближайшую дату, сразу после Анджея Садовского и Каролины, а также Анны Злотовской – это моя мама – и Яна О’Коннора.
Глаза девушки еще больше округлились и стали огромными.
– И вы все… все вместе, разом?!
– Да. Это, знаете, зависть, – Эва слегка побарабанила пальцами по столу. – Они мне позавидовали – и решили тоже начать размножаться. И я не удивлюсь, если вдруг у меня скоро появится не только дочка, но и сестренка!
Они засмеялись.
Эва отдала девушке документы, они сообща заполнили какие-то формуляры, и в конце концов Эва, довольная, вышла в коридор, где ее уже ждали мама и Анджей.
– А что теперь? Поехали в Галерею покупать кольца и чулки? Я хочу сиреневое платье, а к нему босоножки такого же цвета и ожерелье из аметистов, это будет выглядеть фантастически! А кольца…
– Эва! – в один голос крикнули мама и Анджей.
И все трое рассмеялись.
Несмотря на то, что она уже с трудом влезала в двери электрички Варшава – Урли-Сити, Эва все равно продолжала приезжать на работу. Хотя теперь чаще ее привозили и отвозили все-таки на машине – либо Анджей, либо, если он не мог, пани Анна.
Издательство готовило к выходу «Зачарованное», поэтому каждая пара рук и каждая светлая голова были на счету. Эва организовывала для автора интервью, рассылала приглашения на презентацию, утверждала планы рекламной кампании, подписывала документы, то есть делала все то же самое, что и раньше, – но в каком стиле! Тогда, год назад, она была неуверенной в себе, закомплексованной девочкой, которой пришлось вдруг резко повзрослеть, – она чувствовала себя как не умеющий плавать человек, которого выбросили из лодки на глубине. Но она справилась. Она выросла в уверенного, знающего менеджера, издателя, с которым начинали считаться на польском книжном рынке. Книга Каролины и сама Эва стали открытием года – и это вернуло Эве ощущение собственной значимости, которое совершенно забил в ней отчим, когда она была ребенком. Теперь никто не мог бы сказать ей с презрением:
– Ты никто, и звать тебя никак. Ты ничтожеством родилась – и ничтожеством помрешь.
В своих собственных глазах Эва наконец-то стала «кем-то». Кем-то важным для близких, для друзей, да даже для самой себя! И это было удивительное и прекрасное ощущение.
Она как раз договаривалась об участии Дануси в часовой телепередаче на ТВП, когда вдруг подняла голову и…
Взгляд ее скользнул по мужчине, который стоял на пороге.
Она быстренько попрощалась с собеседником и положила трубку.
– Прошу, прошу, капитан Даниэль де Веер, проходите же!
Тамара, рассылающая почту, с интересом зыркнула на незнакомца – и тут же забыла о письмах.
– Мы можем поговорить? – спросил гость.
– А мы и говорим, – ответила Эва.
– Я бы хотел наедине. Пожалуйста, – с нажимом сказал он.
Эва вздохнула. Вот только разговора с Даниэлем ей сейчас больше всего недоставало.
– Тамара, оставь нас, пожалуйста, на пару минут и проследи, чтобы никто нам не мешал.
Секретарша неохотно вышла.
– Давай говори, – Эва явно не была расположена разговаривать долго.
– Ты мне ничего не хочешь рассказать?! Извиниться не хочешь?! – начал Даниэль грозно.
Эва вопросительно подняла брови – такого начала она не ожидала.
– Ты нападаешь на меня в присутствии коллеги, устраиваешь сцену в публичном месте. Серьезно – я от тебя такого не ожидал, думал, ты выше этого!
Эва молчала, глядя на него, как на НЛО.
– И все же… я готов попробовать еще раз, хотя вижу… вижу, что ты нашла себе другого фраера, – и он выразительно ткнул пальцем в сторону ее живота.
«Фраера?!» – это слово вывело Эву из оцепенения. Говоря это отвратительное слово – «фраер», он что, имеет в виду Витольда?!
Она медленно встала и подошла к гостю.
– Знаешь, что я думаю о тебе и твоем предложении? – спросила она с легкой улыбкой. – Вот что!
И со всей силы пнула его между ног.
Он согнулся пополам, хватая ртом воздух, как рождественский карп. Она смотрела на дело рук (а точнее, ног) своих с удовлетворением и легким презрением, а потом сказала, кивнув пару раз для убедительности:
– Наверное, теперь тебе и правда понадобится терапевт.
– О! – раздался голос Анджея. Он только это и мог сказать при виде стонущего мужика, который в свое время использовал Эву в низких целях, а сейчас беспомощно схватившегося за причинное место. – Я вижу, ты сравняла счет?
– Ну да, – ответила Эва. – Я ему дала на чай.
– Пан нас покидает?
– Да, пан нас покидает, и ты можешь ему еще добавить от себя и объяснить по-мужски, чтобы ему не пришло в голову еще когда-нибудь вернуться. Если мне будет надо – я его из-под земли достану.
Анджей заботливо взял гостя под локоток и проводил за дверь. Вернулся он через минуту.
– Слушай, Эвка, у меня к тебе неожиданное предложение. Только ты не начинай психовать заранее, а то еще ребенку навредишь.
– Ну вот, теперь я уже начала психовать. Что еще за предложение?
– Я хочу, чтобы вместе с «Последним первым днем», одновременно с ней, ты выпустила книгу «Земляничный год».
– Что-о-о? – Эва пришлось присесть.
– Я тут читал твой… кхм… дневник и…
– Ты читал мой дневник?! Ах ты ж… аморальный… подлый тип… ты…
– Я же сказал: спокойно, не психуй, а то воды отойдут раньше времени. Если ты что-то пишешь в офисе – замечу: в моем офисе! – на служебном компьютере и оставляешь в свободном доступе и открытом виде… то любой любопытный человек – а я, несомненно, таковым являюсь! – обязательно туда заглянет, когда останется в офисе один и будет, уходя, гасить кругом свет и выключать компьютеры, которые не выключили нерадивые работники, то есть, собственно, ты. И с удовольствием будет читать плоды твоего упорного труда.
– Плоды?.. Нет.
– Короче: мне понравилось. Там много настоящих, теплых, искренних эмоций. Издай это одновременно с книгой своей сестры – и это будет здорово!
Эва некоторое время молчала, недоверчиво глядя на Анджея: издевается или говорит серьезно?
Кажется, он говорил серьезно.