- Эл. – шепчет мужчина. Его голос теперь похож на нежное мурлыканье. От этого внутри все сладко сжимается.

- Дамир. – тихо произношу я в ответ и вновь целую его сквозь улыбку.

Он берется за края моего бюстгальтера. Пальцы скользят по коже, а тело вибрирует от стеклянного напряжения. Помогает мне избавиться от остальной одежды и раздевается сам.

Огонь из камина оседает жаром на разгоряченных телах. Но меня бьёт крупный озноб. Я провожу пальцем по контуру его верхней губы, вглядываюсь в глаза.

Чувствую его наготу на своем теле. Тёплую кожу и напряженное возбуждение. Медлит, томя меня в своем же желании.

- Я люблю тебя, Эл. – смотря очень серьезно, вдруг произносит.

Нелепое смущение захватывает сознание. Дамир говорит о любви, а мои мысли не способны сейчас ни на что, кроме грязных, постыдных картинок из воспоминаний о нашей близости.

Облизываю пересохшие губы и глупо хихикаю.

- Скажи. – требует мужчина, но и сам уже не может удержаться от теплой улыбки.

- Я всегда тебя любила, Дамир. – отвечаю. – Клянусь и дальше любить.

Глава 40

Дамир. Несколько дней спустя.

Я открыл глаза, сбрасывая сонное наваждение. В дорогом салоне автомобиля темно и комфортно, а водитель как можно мягче старается скользить по дорогам ночного города. Сердце ноет, понимая, как далеко теперь Элина и сын. Просится обратно, ища в них единственное теплое пристанище и успокоение для души.

Но я должен был их оставить сейчас. Чтобы решить все вопросы и затем никогда больше не покидать семью.

Машина плавно затормозила в темном и нелюдимом переулке. На углу висел старый, разбитый фонарь на железной цепочке, поскрипывая от ветра.

Промозглый дождь падал за шиворот пальто, пробирая тело неприятными ощущениями. А я все никак не мог решиться сделать шаг и зайти внутрь здания. Оно было старым, полуразваленным. На самой окраине города. Больше похожим на какой-то барак, нежели на что-то действительно пригодное для людского существования в нашем веке.

Откуда-то из соседнего квартала раздались грубые мужские ругательства. И я вдруг подумал, что для людей, обитающих в этом районе, пейзажи разрух и помоек - абсолютная норма.

Что, если и мне была уготована та же учесть? Просто судьба распорядилась иначе.

Убрал руки в карманы пальто, и переступил порог здания. В подъезде стоял запах мокрой плесени и чего-то еще, мерзкого и противного. Лампочки не горели. Почти на ощупь добрался до второго этажа по забитой мусором лестнице.

Вот она. Деревянная дверь, обитая рейками. Посередине краской написана цифра шесть. Шестая квартира. Там живет моя мать.

Зачем-то провожу пальцем по иссохшей, местами отколупавшейся краске на цифре. А потом прикладываю ладонь к двери. Будто пытаюсь что-то почувствовать. За дверью не слышно ни звука.

Стучу. Ровно три раза. Громко. Отчетливо. В ответ тишина. Минуту, а может быть две. Мельком бросаю взгляд на дорогие часы на руке. Почти полночь. Я поехал сюда сразу из аэропорта. Наверное, слишком поздно для такого визита. Но ждать больше просто не мог.

Стучу еще раз. Теперь уже гораздо настойчивее и дольше. Спустя время за дверью все же послышалось тихое шарканье. Волнение вдруг явственно ощутилось каждой клеточкой тела. Я впился глазами в дверь.

По ту сторону кто-то неспешно щелкнул замком, даже не спросив кто пожаловал в гости. Дверной глазок и вовсе отсутствует, так что хозяйка квартиры либо напрочь утратила все инстинкты самосохранения, пуская гостей в таком районе глубокой ночью. Либо…, либо, ей просто все равно что с ней способны сделать… Первое, конечно же, не исключает второго…

Я болезненно морщусь, пока сердце в груди сжимается от досады. Его будто кто-то царапает остро заточенными ногтями изнутри.

Дверь жалобно скрипнула и наконец открылась.

Сухая, унылая женщина вскинула на меня взгляд.

Взгляд, цвета замерзшей стали.

Ее глаза испуганно замерли, как и она сама. Женщина была очень худой, но высокой. Ее руки в морщинах покрыты синими венками. На лице залегли темные пятна непроглядной печали. Узкие губы, казалось, уже много лет не знали улыбки. Весь ее вид был тосклив и несчастен. Будто передо мной призрак, а не живой человек. Словно из женщины однажды вынули душу, а назад так и не посмели вернуть.

Я судорожно втянул легкими воздух.

Все заготовленные слова вдруг куда-то пропали. В голове сумбурно запрыгали мысли, путая. Мешая рассудку.

- Сын. – сорвалось с ее губ, а на глазах в ту же секунду проступили блестящие слезы. – Сын. – повторила она уже громче, позволяя мне услышать грустные нотки ее нежного голоса. Голоса, сквозящего такой нужной любовью.

Я не терял больше ни одного мгновения. Мне не нужны были ни объяснения. Ни доказательства.

Без разрешения сделал шаг ей навстречу, переступив порог этой квартиры. И обнял.

Женщина была такой хрупкой, что я на полном серьезе боялся сжать ее сильнее, чем требовалось. Ладонь грела старая ткань махрового халата, в который она облачилась.

Все ее тело сотрясалось от нахлынувших всхлипов.

Мы стояли так десять минут, боясь поверить в происходящее. Затем я все-таки отстранился, гонимый желанием хоть как-то успокоить горячие слезы на лице матери.

Она безмолвно утерла мокрые ручейки на щеках и отступила в сторону, пропуская меня в квартиру. А я так же без слов прошел внутрь.

На кухне, размером в четыре квадратных метра было до боли тесно. Все вокруг кричало о непроглядной бедности и нищете. Мать поставила греться старенький, натертый до блеска чайник. И села за стол напротив.

- Я знала, что когда-нибудь ты найдешь меня. – со скромной улыбкой произнесла и опустила глаза.

А меня накрыло жгучее чувство стыда. За то, что не сделал этого раньше.

Я молча сглотнул эмоции и скупо сказал: «Прости».

Но женщина лишь отмахнулась, мол «Пустяки какие. Не за что тут извиняться».

Всю дорогу из аэропорта я прокручивал в голове вопросы, которые так сильно хотел задать. Спросить ее, почему не обратилась в полицию, когда отец забрал у нее меня. Почему не стала искать меня, когда подрос. Действительно ли потеряла любую надежду, или просто уже не хотела…?

Но женщина и без слов поняла, что творится в моей голове.

- Они отобрали у меня всё, Дамир. – с виноватой улыбкой, призналась она. – А я так и не смогла починить свою жизнь. Много раз пыталась, клянусь. – ее губы содрогнулась обидой. – Очень хотела тебя вернуть. Просто… возвращать было