другой способ, Егоров с досадой кусал губы. По всему выходило, что взять эту крепость возможности у его егерей не было. Положишь полроты на подступах, а с оставшейся половиной откатишься обратно в горы. Но что-то же нужно было придумать!

– Цветан, а ты хоть раз бывал здесь, когда крепостные гарнизоны менялись? – Алексей внимательно посмотрел на болгарина.

– Ну да, было пару раз такое, – кивнул тот. – Я один раз мимо спозаранку проезжал, а в прошлом году уже по осени, перед самым закрытием перевала подати в Риш привёз, заночевал в селе и уже обратно к себе собирался. А меня к крепости погнали, чтобы я туда большую её часть завёз. Вот вслед за сменным отрядом на своей арбе и доехал до неё.

– Очень интересно. – Лёшка никак не мог уловить эту тонкую витающую вокруг него мысль. Что-то такое было интересное в словах парня. – А смена, смена караулов как происходила, в самой крепости или у её ворот? А в воротах или на стенах в это время люди оставались? – Лёшка минут пятнадцать мучил вопросами Цветана, пытаясь выудить хотя бы крупицы полезной информации. Вокруг было уже темно, и обратно в лагерь разведчики возвращались гораздо дольше, чем раньше.

Где-то подвывал шакал, в ущелье тревожно кричала какая-то птица, а Алексей всё сидел, размышляя, возле костра, подкидывая в него ветки.

– Тиха ты, видишь, командир думу думает, не мешай! – Макарович остановил молодого солдата с новой охапкой дров. – Погоди, Митроха, туды вон покамест всё ссыпь, он, када надо будет, сам покличет.

Наконец командир, как видно, принял решение и поднялся со своего места:

– Данилка, поди сюда! Созывай всех командиров на совет!

Как же холодно в этих горах ночью! Резкий ветер, казалось, насквозь пронизывал мундир и накинутую поверх него лохматку. Где-то на равнине первые лучи солнца уже разгоняли ночной сумрак, здесь же только лишь посерел самый краешек неба с востока.

– Тише ты! – зашипел на Велько Алексей. Небольшой камешек, сдвинутый неосторожным движением, сорвался с уступа и потянул за собой сразу несколько больших камней. Осыпь прогромыхала в ночи и стихла на дне ущелья.

С крепостной стены раздался тревожный крик, и вниз, освещая подступы, слетел факел. Минут пятнадцать егеря лежали без движенья. Всё вокруг было тихо.

Капитан приподнялся из-за камня и молча взмахнул рукой. Десятки теней поднялись вслед за ним из своих укрытий и осторожно заскользили вперёд. Рота, разбившись на штурмовые отделения, распределялась по своим участкам. Отборные стрелки, выбрав для себя удобную позицию и накрывшись лохматкой, зябко кутались в суконные плащи. Пройдут какие-то полчаса, взойдёт солнце, и даже шевельнуться уже будет нельзя. Хоть умри, но не смей себя раскрыть неприятелю.

День вступал в свои права. Сонные постовые, переночевавшие у костра на дороге, подпрыгивали, размахивая руками, и переругивались с товарищами на стене. Тем-то было гораздо теплее у ночных жаровен в башнях, да и от ветра было где укрыться. С северной стороны показалась голова растянутой колонны. Четыре с половиной десятка из новой смены не спеша шли к крепости.

– Быстрее, быстрее бездельники! – крикнул им старший десятник с надвратной башни. – Уже полдень скоро, а вы только ковыляете! Мы вас вот так же теперь будем менять! Смена! Воины султана, выходим строиться! – и со стены ударили в звонкое било.

Громкий металлический звук разнёсся над окрестностями. Со скрипом распахнулись крепостные ворота, и из них наружу высыпала большая толпа.

Вот он, самый подходящий момент для атаки! Новая смена на подходе. Старая, расслабленная и усталая, выкатывает на дорогу, стремясь поскорее уйти на отдых. До обочин ли им дело, где из-за камней уже показались ружейные дула. Лёшка махнул рукой. Вот теперь слово за ротными «гранатомётчиками»! Пять самых умелых и сильных егерей, подпалив удлинённые запалы на гренадах, резко взмахнули ременными пращами. Пять чугунных шаров ушли со склонов к цели, туда, где сейчас толпились у ворот турки. Резкий грохот разрывов послужил сигналом к общей атаке. Алексей, приподнявшись, выжал спусковую скобу штуцера и, не глядя на результат выстрела, побежал вниз. Ружьё за спину, в руке гусарка и пистоль.

– На! – ударом сабли он срубил ошалевшего от неожиданности первого турка.

Хлопнул пистолетный выстрел, и второй, подбегающий в панике к открытым воротом, споткнулся и упал прямо в их створку.

– Гренаду!

Ворота со скрипом и скрежетом вдруг начали закрываться. Вот ещё немного, они затворятся, и вся эта их затея со штурмом окажется пустой. В его руку легло чугунное ядрышко. – Зажигай! – Фитиль вспыхнул искрами. – Ещё давайте! – Его гренада скользнула в пока ещё большую воротную щель. Следом влетело ещё две.

Ба-ах! Ба-ах! Ба-ах! Громыхнули взрывы внутри крепости, и по дубовым толстенным доскам ударил град осколков.

– За мно-ой!

Распахивая створки, три штурмовых десятка влетели вовнутрь вслед за командиром. Возле главного прохода лежали в крови пять посечённых тел. Немного не хватило времени защитникам крепости, чтобы отсечь нападавших.

Бах! Бах! – из окошек бойниц цитадели грохнули два выстрела, и бегущий рядом с Алексеем егерь упал на мостовую внутреннего двора. Вот она и сгодилась, его последняя гренада. Спрятавшись под нишу у окна, капитан выбил искры на трут, раздул его и поднёс к фитилю ручного снаряда. Ба-ах! Ба-ах! Ба-ах! Три разрыва почти одновременно грохнули внутри. А Савва уже пристраивал фитильный фугас у двери. Короткий фитиль! Бяжим!

Баба-ах! Чёрное облако рассеялось, и взгляду открылся проём. Тяжёлую, окованная медью дверь разбило на доски и внесло взрывной волной вовнутрь. Из цитадели пахло порохом и кровью. Внутри неё защитников уже не было. Вытащили двоих контуженых и ещё три трупа. Снаружи стрельба тоже стихла. Большая часть подходящего из деревни отряда полегло на камнях, а с дюжину смогли вырваться из огненного мешка и теперь разбегались по ущельям и склонам.

– Не преследовать! – скомандовал Гусев. – Половина из них и так там побьётся! Собираем оружие и припасы, всем отходить к крепости!

Возле ворот тоже всё стихло. Первые же разрывы гренад посекли если и не насмерть, то серьёзно поранив большую часть турок. А потом ударили тромбоны, ружья, и по предкрепостной площадке пронеслось восемь десятков атакующих.

– Двое погибших, вашбродь, и двоих ранило, оба в строю будут, – доложился Егорову лекарь Мазурин. – Сейчас Огнену швы на руку наложу, через пару неделек только лишь шрамчик останется. И куды ты поперёд батьки в пекло-то лезешь, молодой, горячий, опыта воинского нет, штопай вот вас потом, – ворчал Спиридонович, продевая в иглу нитку.

Алексей подошёл к двум лежащим накрытым с головой телам. Откинув плащ, вздохнул:

– Семён, два года уже почти что он