— Для начала я бы попросил вас указать, где это такое Борис Леонидович сказал. Верна ли цитата, и всё такое — а то ведь окажется, что не Пастернак, не говорил, и не так, не то, и не по тому поводу. Императив «русский должен быть православным» обсуждался ещё давно. К примеру, когда Пастернаку было двенадцать лет князь Сергей Волконский написал доклад «К характеристике общественных мнений по вопросу о свободе совести», где в общем, говорил об этой максиме, и, мягко говоря, её не одобрял.

Что касается формалистов, так это и вовсе не ясно — писателей среди них было немного — да что там, всего двое, и очень сложный вопрос, без чего они обошлись, а без чего — нет. А про меня уж и говорить нечего.

Ср. «Я хочу спросить вас, — говорю я наконец. — Вы веруете в Бога?

У Сакердона Михайловича появляется на лбу поперечная морщина, и он говорит:

— Есть неприличные поступки. Неприлично спросить у человека пятьдесят рублей в долг, если вы видели, как он только что положил себе в карман двести. Его дело: дать вам деньги или отказать; и самый удобный и приятный способ отказа — это соврать, что денег нет. Вы же видели, что у того человека деньги есть, и тем самым лишили его возможности вам просто и приятно отказать. Вы лишили его права выбора, а это свинство. Это неприличный и бестактный поступок. И спросить человека: «веруете ли в Бога?» — тоже поступок бестактный и неприличный».

***

— Есть ли в вашем мире человек, выдерни которого из мироздания — и оно всё расползётся, как свитер вязаный?

— Нет. У меня есть довольно много людей, без которых мир неполон. И если что-то с ними случится, то скорбь моя будет со мной до смерти, ничто не восполнит их исчезновения и всё такое. Но расползание мироздания — это процесс быстрый, ощутимо долго его могут почувствовать только очень трепетные люди.

А наш век довольно чёрствый.

— А какой век был мягким и трепетным?

— А это как для кого. Вот, к примеру, для писателей XX век был хорош — они были в цене, а во второй половине этого века, когда их риски в России минимизировались, так и вовсе русскому писателю незаслуженное счастье подвалило. Зато теперь им карачун, а вот дизайнерам, которых при писателях-то за людей не держали, наоборот — слава и почёт. Вот одни, к примеру, ровно минуту мост дизайнили, а им за это государственную премию дали.

Извините, если кого обидел.

26 февраля 2013

История про то, что два раза не вставать (2013-02-27)

***

— Что тут за хуйня?

— Особой хуйни тут не наблюдаю.

— Хочется ебаться?

— Когда как. Тут ведь мне ещё важно — с кем.

***

— Что определяет свободу?

— Осознанная необходимость.

***

— Знакомитесь на улице?

— Давно не знакомился. Внешность у меня для этого неподходящая. Последний раз это случилось тогда, когда я утвердился в звании Настоящего Русского Писателя. Тогда и познакомился с какими-то людьми на улице.

Ведь настоящему русскому писателю нужно для утверждения в этом качестве придти в магазин и, заняв очередь, выйти на волю, в октябрьский промозглый воздух. Закурить «Беломор» с дембельской гармошкой.

— Эй, братан, — окликнут тебя. И ты поймёшь, что пока не сделал ошибок.

К тебе подойдёт сперва один, тщательно тебя осмотрев. Он спросит, нужен ли тебе стакан.

Вместо ответа ты вынешь семнадцатигранник из кармана и сдуешь с него прилипший мусор.

Тогда подойдёт и второй — спросит денег. Надо, не считая, на глаз, отсыпать мелочь.

И вот тебе нальют пойла, оно упадёт в живот сразу, как сбитый самолёт.

— Брат, — скажет тебе первый, — сразу?

А ты ответишь, что занял очередь.

— Не ссы, — ответит второй и свистнет. Из магазина выйдет малолетка, ты дашь ему денег (уже по счёту) и он вынесет тебе полкило колбасы, черняшку, три консервные банки неизвестной рыбы и главное в стекле.

Торопиться будет уже некуда. Вы разольёте по второй и снова закурите.

Ветер будет гнать рваные серые облака, будто сварливые жёны — мужей. И в этот момент надо понять, что ничего больше не будет — ни Россий, ни Латвий, а будет только то, что есть — запах хлеба из магазина, гудрона из бочки и дешёвого курева. И ты будешь счастлив.

В этот момент проковыляет мимо старушка и скажет:

— Ну, подлецы.

И ты улыбнёшься ей.

Если соискатель сумеет в этот момент улыбнуться старухе, улыбнуться такой расслабленной улыбкой, после которой старушке даже расхочется плюнуть ему в залитые бесстыжие глаза — то, значит, он прошёл экзамен. Всё остальное: национальность, политические взгляды, ордена и тиражи — не важно, важна лишь эта улыбка русской небритой Кабирии, воспетой Венедиктом Ерофеевым.

Извините, если кого обидел.

27 февраля 2013

История про то, что два раза не вставать (2013-02-27)

Искры. 1901. Из истории периодической печати в России. [Составление, предисловие В. Гусейнова] — М.: Бослен, 2013. - 160 с.

Про эту книгу написало неожиданно много народа — даже Майя Кучерская.

Когда мне её притащил курьер, я как-то даже не очень понял, что это.

Есть такая народная любовь к старым газетам. Вообще, буквы, напечатанные на газетной бумаге, человека моего поколения сопровождали повсеместно. Газеты читали не только дома, но и на столбах и стендах. Потом ими оклеивали стены, вместо грунта для обоев, и в старых домах царь Николай выглядывал из-под вождя Иосифа, и всех их крыл Юрий Гагарин. В газету чистили картошку, в повальном отсутствии туалетной бумаги они ожидали тебя в кабинете задумчивости. И если уж уцелеет периодическая печать, то сокрыты в ней горние тайны.

Дорого бы я дал за растворившиеся в дачном воздухе залежи журнала "Крокодил".

"Искры", конечно, это не "Крокодил".

Но у меня своя свадьба — когда я разглядывал выдернутые из "иллюстрированного художественно-литературного и юмористического журнала (с карикатурами) "Искры", я несколько призадумался.

Интересно (и совершенно непонятно), как эволюционирует юмор.

Понятно, что есть шутки внутри культурного пласта. Рассказывают, как на какой-то фестиваль (кажется, в Венеции) привезли "Короткие встречи" Муратовой, так в тот момент, когда героиня, какая-то райисполкомовская начальница приходит с проверкой в новопостроенный дом, весь зал стал покатываться от хохота. Дело в том, что героиня откручивала кран, он хрипел, но никакой воды