Зачем нужны тайные общества? Если бы нами правила открытая система, руководимая демократически выбранными чиновниками, какая нужда была бы в тайных масонских ложах в каждом городе США? Как может быть, чтобы франкмасонство действовало так открыто и в то же время так хорошо скрывало свои секреты? Мы не можем задать этот вопрос ни Девяти Неизвестным из Ложи Девяти Сестер в Париже, ни их коллегам в Ложе Четырех Корон в Лондоне.[309]

Джон Колеман

А никто не знает, не один Александр Вертинский, раз даже процитированный мной Джон Колеман, всемирно-известный американский публицист и отставной офицер самой законспирированной из британских спецслужб –

МИ-6[310]— разводит руками, значит, плохие наши дела. Только не говорите, будто я к масонам придираюсь вслед за полковником Колеманом, поверьте, и в мыслях нет. Согласитесь, друзья, недоумение тут вполне логично. Если в нашем присутствии шушукаются, мы начинаем себя чувствовать не в своей тарелке. Более того, у нас совершенно справедливо должны возникнуть сомнения: а способна ли в принципе недемократичная по сути и содержанию масонская система отстаивать вышеупомянутые Свободу и Равенство, пока сама не сделается открытой? Пока не излечится сама, как рекомендовал еще Парацельс, чтобы проповедуемые ею для профанов ценности пришли, наконец, в соответствие с теми целями и задачами, о которых сегодня осведомлены одни анонимные адепты. В пользу того, что пока что эти цели лежат в совершенно разных плоскостях, свидетельствует весь ход мировой истории.

Впрочем, если взглянуть на историю человечества внимательнее, возникает ощущение, будто и сами адепты порой не в курсе дела, откуда ветер дует, их тоже водят за нос, как самых настоящих профанов. Извините, как ушастых лохов. Дени Баксан, автор воспринимаемой далеко не однозначно книги «След Сатаны на тайных тропах истории», изданной в 1997 г., пишет: «Действительная элита современного человечества, подлинные вершители его судеб, стоят над масонством, и их почти поголовное членство в этом духовном ордене — скорее дань традиции, чем следование каким-то убеждениям. Более того, можно с достаточной долей уверенности предположить, что масонство специально выдвигается под стрелы критики, чтобы возмущение честных людей, которых заботят в высшей степени опасные тенденции современного мира, тонуло в этой аморфной и неопределенной массе, называемой масонством». Кто сказал, будто прежде было как-то иначе? Уже во второй половине XVIII столетия европейские масоны очутились на руководящих постах или, по крайней мере, рядом. Процесс этот стартовал еще в XVII в., пионером, как можно догадаться, и в этом деле стала Англия.

Виктор Брачев в исследовании «Масоны в России: от Петра I до наших дней» пишет, что первые документальные свидетельства о братствах вольных каменщиков в Англии датируются 1376 г., спустя полвека после того, как последний гроссмейстер ордена Храма сгорел на костре. Масонские же ложи впервые упоминаются на островах в 1600 г., чуть позже сообщения о них становятся регулярными. К тому же времени относится появление в континентальной Европе уже не легендарного, а совершенно реального общества розенкрейцеров с филиалами в Германии, Голландии, Чехии и Италии. Центром ордена стала Гаага, третий по величине голландский город (после Амстердама и Роттердама), где с 1581 г. находились и Генеральные штаты, правительство Республики семи провинций, и резиденция статхаудера Нидерландов. Когда же началась Тридцатилетняя война (1618–1648), финальный аккорд реформационных потрясений, обрушивший Европейский континент во мрак и ужас, значительная часть розенкрейцеров перебралась на английские острова, где была встречена островными братьями с распростертыми объятиями[311]и где, по словам Георга Шустера, «розенкрейцерское братство постепенно преобразовалось в братский союз франкмасонов».[312]

К середине XVII столетия членами масонских лож Англии стали многие представители правящего истеблишмента. Как благородные лорды-работорговцы, так и оборотистые банкиры вроде знаменитого лондонского антиквара Элиаса Эшмола, принятого в ложу в 1646 г. и часто называемого чуть ли не идейным «отцом» английских масонов. Интересно, что Эшмол (1617–1692) стал масоном, числясь среди роялистов и занимая при преследовавшем пуритан короле Карле I Стюарте некислый пост сборщика всех податей и королевского комиссара по графству Вустер. В 1649 г. революционеры отрубили королю голову, но его экс-комиссара никто не казнил и даже пальцем не тронул. Напротив, преспокойно женившись по расчету на состоятельной вдове, которая была на двадцать лет старше супруга, Эшмол очутился в председателях Лондонского общества астрологов, став главным распорядителем теоретического наследия знаменитого Джона Ди, главного оккультного советника королевы Елизаветы I. По легенде, записи Ди исчезли на полстолетия, пока Эшмол их откуда-то не выкопал. Чтобы на протяжении 1650-х опубликовать ряд собственных алхимических трудов («Химический пучок», «Британский химический театр» и «Путь к блаженству»), сделавших автора одним из основателей Королевского научного общества. Обласканный в 1660-х Карлом II (трудно понять, за что), Эшмол снова стал ревизором управления акцизов и распорядителем королевских наград, а одновременно занялся собиранием коллекции древностей, переросшей со временем в один из знаменитейших британских музеев.

Масонские ложи Англии принялись расти, словно грибы после дождя, после Славной английской революции и восхождения на престол правителя Голландии Вильгельма Оранского, при котором Англия стала полноценным масонским государством. Несколько позже, в 1717 г., несколько лондонских лож («Корона», «Яблоня», «Кубок и Лоза» и «Гусь и Противень») объединились в Великую ложу Англии. Некоторые исследователи полагают это событие знаковым для всего мирового масонства. По крайней мере, после организации Великой ложи Англии масонство начало триумфальное продвижение по Европе.

Виктор Брачев пишет, что в Испании ложи английского образца появились в 1728 г., во Франции — в 1732-м, в Германии — в 1733-м (в Гамбурге). В 1738 г. в масоны посвятили самого будущего прусского короля Фридриха II Великого, которому только предстояло перетрясти старую континентальную Европу в обмен на английское золото.