В селении Улема я застал ороча. Савушку Бизанка, с которым мы плыли на лодках вдоль берега моря к реке Самарге. Он сообщил нам, что Иван Михайлович (Чочо) из того же рода Бизанка, обеспокоенный нашим отсутствием, ввиду надвигавшейся распутицы выслал его нам навстречу.

Савушка дошел до Улема и здесь решил дождаться ледохода, а затем с четырьмя орочами на двух лодках идти нам на помощь.

Я поблагодарил Савушку за внимание и рассказал ему, как мы шли, как охотились на тигров и это случилось с нами на реке Бяпали.

Селение Улема состояло из трех деревянных домиков, в которых проживало семь мужчин, шесть женщин и семь детей, всего двадцать человек; туземцы с рек Хади и Тумнина считают себя настоящими орочами. Копинских жителей они тоже считают своими людьми, но говорят, что язык их немного другой, и потому называют их «орочами-копинка».

В этот день мы дальше не пошли и заночевали в селении Улема. Один раз я проснулся и видел орочей, сидевших у камина. Они что-то рассказывали друг другу и упоминали Омоко Мамага и какие-то каменные бревна. Я хотел было послушать эти рассказы, но сон против моей воли осилил меня. Убаюкиваемый их говором, я снова крепко уснул.

На другой день Савушка поднял нас задолго до рассвета. Он распорядился заменить наших усталых собак свежими. Не медля нимало, мы уложили свои нарты и тронулись в путь.

Ночью был туманный мороз, мокрый снег занастился, все деревья заиндевели; сквозь мглу на небе чуть-чуть виднелись две-три крупных звезды.

К моменту восхода солнца мы отошли от селения Улема километров на двенадцать.

Еще 15 марта, когда мы были в верховьях Иггу, в полдень на снегу при температуре – 1,5 °C я заметил, странные живые существа, по внешнему виду очень похожие на пауков. Они двигались торопливо и каждый раз, когда я хотел поймать их, старались зарыться в снег. Второй раз я увидел эти странные создания около Бяпали. Термометр показывал +3 °C. Они были вялыми и двигались медленно. На пути от Улема к морю на рассвете я снова имел возможность наблюдать этих странных насекомых.

Пока было холодно, они довольно энергично копались в снегу, но как только взошло солнце и температура повысилась до +5 °C, они стали замирать и еле-еле двигали своими длинными паукообразными ногами. Савушка называл их «имаса кулигани» (имаса – снег, кулига – все наземные, ползающие живые существа: черви, гусеницы, насекомые, змеи и т. д.). Они всегда появляются весной и даже при морозах, когда лужи промерзают насквозь. Иногда их бывает так много, что можно подумать, будто снег покрыт пылью.

Чем ближе к морю, тем больше исчезали широколиственные древесные породы. Первым отстал тополь, потом клен. Отстал также и кедр, зато преобладающими сделались аянская ель, белокорая пихта и даурская лиственница. Изредка попадался тис.

Ближе к морю лавовый покров вытянулся длинными плоскими языками и в таком виде застыл. В последовательном порядке по течению они имеют следующие названия: с правой стороны – Цзюгбу, около которой в Копи впадает небольшая речка Май, затем будет местность Тектоно и за ней сопки: Таленку, Даулкей, Сунта-куле и Гулика. С левой стороны после горы Юшангу гора Сололо Гуляни. Через нее тоже лежит путь на реку Хади.

Обнажение сопки Гулика представляет собой великолепный образчик столбчатого распадения базальтов, причем столбы лежат горизонтально, как поленница дров. Я остановился и стал рассматривать отдельные глыбы лавы.

– Ни када моени (т. е. «Это каменные бревна»), – сказал Савушка.

И опять на сцену выступил Кангей, который из целых бревен сложил много костров и хотел сжечь всю землю, но ему не позволили Омоко и Атынига. Сам он превратился в скалу, и костры его тоже окаменели.

За сопкой Гулика река Копи выходит на равнину Цзаусано и разбивается на несколько больших проток. Характер береговых обрывов, далеко отодвинутых в сторону, и заболоченные острова между протоками свидетельствуют о том, что раньше здесь был морской залив и что маленькие речки Яна, Улике и Копка самостоятельно впадали в море. В те времена устье реки Копи находилось около сопки Гулика.

Мы рассчитывали дойти до моря к трем часам дня, но после полудня погода стала портиться. Небо покрылось тучами, и повалил крупный влажный снег. Затем поднялся ветер.

– Манга Суала бо (т. е. «Плохой ветер со стороны острова Сахалина»), – говорил Савушка. – Надо торопиться! Опять будет скоро пурга! Скорей вперед идем!

Только к сумеркам мы услышали шум морского прибоя. Вот и лиственничная роща, вот и юрты орочей. Кто-то вышел нам навстречу. Я сразу узнал приземистую фигуру Карпушки.

– Сородэ, сородэ, – обменивались орочи приветствиями.

Вечером 10 апреля маршрут от Амура по Мыныму, Анюю, Дынми, Иггу и Копи был успешно нами закончен.

Вопрос о географическом обследование Уссурийского края в границах Нижний Амур – озеро Кизи, Татарский пролив и река Хор был поднят еще в 1908 году. Тогда Приамурским отделом Русского географического общества была снаряжена экспедиция под моим начальством, работавшая подряд в течение двух лет в северной части горной области Сихотэ-Алинь.

В 1926 и 1927 годах было решено снарядить ряд специальных экспедиций с заданием осветить бассейны рек Хора, Анюя, Копи и Хади в дендрологическом, геологическом, экономическом и колонизационном отношениях.

В ноябре 1927 года Дальневосточное районное переселенческое управление предложило мне сорганизовать экспедицию по маршруту Хабаровск – Советская гавань с целью выяснить, что представляют собой в колонизационном отношении лежащие на этом пути местности.

На эту экспедицию было ассигновано двенадцать тысяч рублей, выступление ее предполагалось ранней весной, как только спадут снега и вскроются реки.

Так как путь экспедиции должен был пролегать по местности, совершенно пустынной и только изредка касающейся границ обитания туземного населения внутри страны, то он мог быть выполнен лишь при наличии питательных баз, заранее устроенных в верховьях рек Тутто, Хади, Копи, Анюя, Хора, Пихцы, Мухеня и Немпту.

Завоз грузов на эти базы предполагалось произвести заранее, пока реки были еще скованы льдом и имелось нартовое сообщение; но вследствие недоразумений деньги переведены были в мое распоряжение лишь в конце апреля.

Только с этого момента экспедиция фактически приступила к снаряжению в далекий путь. Однако время было упущено, реки вскрылись ото льда, и потому завоз грузов на питательные базы надо было производить на лодках, что было несравненно труднее и стоило значительно дороже.

Экспедиции в пути надлежало перейти четыре горных хребта, где возможно было встретить большие каменистые россыпи, предстояли переправы через быстрые горные реки с высокими обрывистыми берегами и через зыбучие болота.

Поэтому я решил отказаться от вьючных животных и весь маршрут построить так, чтобы большую часть пути можно было пользоваться лодками и только через водоразделы из одного бассейна в другой идти пешком с котомками за плечами.