активного интереса и прекращения сна; душа избирает поэтому лишь такое толкование, которое совместимо с повелительной цензурой желания спать. Например, это – соловей, а не ласточка. Ибо если это ласточка, то сон кончен – наступило утро. Из всех доступных толкований раздражения выбирается лишь то, которое может быть приведено в наиболее тесную связь с желаниями, имеющимися налицо в душе. Таким образом, все заранее строго обусловлено и ни в коем случае не зависит от произвола. Неправильное толкование – это не иллюзия, а, если угодно, лишь предлог. Но здесь следует опять-таки признать наличие искривления нормального психического процесса, как и при замещении путем передвигания в угоду цензуре сновидения.

Если внешние и внутренние физические раздражения достаточно интенсивны для того, чтобы вызвать психическую реакцию, – поскольку последствиями их являются сновидения, а не пробуждение – они представляют собою основу для образования сновидений и твердое ядро в его материале, к которому подыскивается затем соответственное осуществление желания таким же образом, как и (см. выше) посредствующие представления между двумя психическими раздражениями. Это справедливо для некоторого числа сновидений постольку, поскольку в содержании их преобладает соматический элемент. В этом крайнем случае ради образования сновидения пробуждается даже неактуальное желание. Но сновидение не может изобразить ничего, кроме желания в осуществленном виде. Ему предстоит как бы задача решить, какое желание выбрать для того, чтобы изобразить осуществление его с помощью актуального ощущения. Если актуальный материал носит болезненный или неприятный характер, то он не может еще в силу одного этого считаться непригодным для образования сновидения. В распоряжении душевной жизни имеются желания, осуществление которых вызывает неприятные чувства; это представляется непонятным, но может быть объяснено наличностью двух психических инстанций и цензуры между ними.

В душевной жизни, как мы уже слышали, бывают вытесненные желания, относящиеся к первой системе, против осуществления которых борется вторая система. Существует мнение, не оставленное еще и в настоящее время, что такие желания существовали и затем были уничтожены, но учение о вытеснении, необходимое в психоневротике, утверждает, что такие вытесненные желания продолжают существовать, но наряду с ними существует и тяготеющая над ними задержка. Мы выражаемся вполне правильно, когда говорим о «подавлении» таких импульсов. Мы сохраняем и пользуемся психическим приспособлением для того, чтобы реализовать такие подавленные желания. Когда такое подавленное желание осуществляется, то преодоление задержки, исходящей от второй (могущей быть осознанной) системы, проявляется в форме неприятного чувства. Резюмируя эту мысль:

«когда во сне появляются ощущения неприятного характера из соматических источников, то работа сновидения пользуется этой констелляцией для осуществления какого-либо подавленного желания – причем цензура сохраняется в большей или меньшей степени».

Такое положение вещей объясняет целый ряд сновидений, сопровождающихся страхом, между тем как другой ряд сновидений, противоречащих, по-видимому, теории желания, обнаруживает наличность другого механизма. Страх в сновидениях может быть психоневротическим; он может проистекать из психосексуальных разражений, причем сам он соответствует вытесненному либидо. Тогда страх этот, как и все сновидение, сопровождается страхом, получает значение невротического симптома, и мы стоим на пороге крушения тенденции осуществления желаний в сновидении. В других сновидениях ощущение страха дается соматическим путем (например, у легочных и сердечных больных при случайных затруднениях дыхания); тогда оно используется для осуществления в сновидении таких энергично подавленных желаний, проявление которых в сновидении по психическим мотивам имело бы последствием то же ощущение страха. Объединить эти, по-видимому, два различных случая вовсе нетрудно. Из двух психических явлений, аффекта и представления, тесно связанных друг с другом, одно из них, актуальное, вызывает другое также и в сновидении; иногда соматически обусловленный страх пробуждает подавленное содержание представления, иногда же пробужденное и связанное с сексуальным возбуждением представление вызывает появление страха. О первом случае можно сказать, что соматически обусловленный эффект получает психическое толкование; в другом случае все имеет психическую основу, но подавленное содержание представления легко заменяется соматическим толкованием, соответствующим ощущению страха. Трудности, возникающие здесь для понимания, имеют мало общего со сновидением; они проистекают из того, что мы этим утверждением затрагиваем проблемы появления страха и вытеснения его.

К наиболее влиятельным раздражениям внутреннего свойства относится, несомненно, общее самочувствие субъекта. Оно не обусловливает содержание сновидения, но побуждает последнее производить выбор из материала, который служит для образования сновидения, приближая одну часть этого материала, соответствующую его сущности, и отодвигая другую. Кроме того, это общее самочувствие предыдущего дня тесно связано с психическими остатками, играющими значительную роль в сновидении; причем самочувствие это может сохраниться в сновидении или же оно превращается в свою противоположность в том случае, если оно исполнено неудовольствия.

Когда соматические источники раздражения во время сна – иначе говоря, ощущения во время последнего – не обладают особою интенсивностью, то они, на мой взгляд, играют ту же роль в образовании сновидения, что и свежие, но индифферентные впечатления предыдущего дня. Я хочу этим сказать, что они привлекаются к образованию сновидений лишь в том случае, если способны к соединению с содержанием представлений психического источника; в противном же случае они не привлекаются. Они представляют собой дешевый, всегда имеющийся наготове материал, применяемый всякий раз, как в нем ощущается потребность; ценный материал, напротив, нам предписывает характер и цель своего применения. Это напоминает тот случай, когда, например, меценат приносит художнику какой-нибудь редкий камень, оникс, и поручает ему сделать из него художественное произведение. Величина камня, его окраска и чистота воды помогают решить, какой бюст или сцена должны быть сделаны из него, между тем как при обильном материале, например, мраморе или песчанике, первенствующую роль играет идея художника, складывающаяся в его уме. Лишь таким образом объясняется тот факт, что содержание сновидения, вызванного не выходящими за обычные пределы внутренними раздражениями, не повторяется во всех сновидениях и не имеется налицо в сновидении каждой ночи. Ранк в целом ряде работ показал, что некоторые сновидения, вызванные органическим раздражением и имеющие результатом пробуждение сновидящего (сновидения, вызванные позывом к мочеиспусканию и сопровождающиеся поллюциями), особенно хорошо иллюстрируют борьбу между потребностью спать и необходимостью отправления естественных потребностей, равно как и влияние последних на содержание сновидения.

Свое мнение я постараюсь иллюстрировать примером, который вернет нас снова к толкованию сновидений. Однажды я старался понять, что означает ощущение связанности, невозможности сойти с места, неподготовленности и т. п., которые так часто снятся человеку и столь близко связаны со страхом. В ночь после этого мне приснилось следующее: Не совсем, одетый я иду из квартиры в нижнем этаже по лестнице в верхний этаж. Я перепрыгиваю через три ступеньки и радуюсь, что так легко могу подниматься по лестнице. Внезапно я вижу, что навстречу