Кажется, он понял, что так оправдываться будет долго, резко развернулся и зашагал в лес. Но не пройдя и десяти шагов остановился и обернулся. Наверное, если бы я побежала за ним, он нашел бы что сказать, нашел бы слова, оправдывающие его, мол достал его, Ларс, надоел, что бегает за ним постоянно. Но я не сдвинулась с места, так и смотрела ему вслед.

Понимает ли он, что с ним поступят также, как он со мной? Цену дружбы он уже показал, почему он думает, что его друзья отнесутся к нему лучше, он ко мне? Почему я не пытаюсь ему это объяснить? Не стараюсь как‑то удержать? Наверное, понимаю, что он и сам это знает лучше меня, но прийти одному, без посторонних, для него единственный крошечный, но шанс. С посторонним его не примут, а вот одному могут и помочь. Наверное, у него есть и должники в гильдии, недаром он Паук. Кто знает, кто в его паутине бьется.

Да уж. Раньше считала, что люблю его, сейчас делаю из него чуть ли не профессора Мориарти.

— Да скажи же хоть что‑нибудь!? — не выдержал Паук.

А ведь он понимает, что предает, но жить хочет больше, чем сохранить дружбу. А мне сказать нечего. Это его выбор и облегчать его я ему не собираюсь. Кто сказал, что я должна подставлять правую щеку, если меня ударят по левой? Пальцы правой руки невольно сложились щепотью. Один щелчок и сердце Паука остановится, но перестанет ли от этого болеть мое? Это его выбор.

— Ну и стой там, упрямец дурной!

Неужели он хочет, чтобы я его отговорила от бегства? Пальцы сами собой разжались. Не буду ничего делать. Хочет он, чтобы я его отговорила или нет, уже ничего не изменит. Всегда хочется верить, что тот, кто тебе симпатичен — рыцарь на белом коне, который пойдет с тобой в огонь и в воду. А если тот, от кого ты ожидаешь слишком много тебя подводит, то простить его становится практически невозможно. Пусть идет своей дорогой. Только почему тогда я никак не могу опустить взгляд? Отвернись я и он уйдет, а так мой взгляд продолжает держать его, продолжает беспокоить его совесть, если она у него есть. Но не может же быть, чтобы он меня обманывал постоянно. Не рассчитывал же он, что я организую побег?

Паук сплюнул, отвернулся и уже не оглядываясь убежал. Я дождалась, когда его спина перестанет мелькать среди деревьев и устало опустилась на землю, спрятала лицо в ладонях.

— Что же я делаю? Почему так получилось?

Нет ответа. А ведь так хорошо начиналось. Убежали от реки мы без проблем, да и не ожидал их никто. Почти до самого утра двигались на север, наверное даже караван опередили, если те остановились, чтобы разобраться с потерей. Идея показалась нам с Пауком хорошей: вряд ли нас будут искать там, куда нас везли. Глупость, конечно, нашим рабские печати светились с пяти километров, а в караване наверняка есть артефакты, для их обнаружения. Наша надежда была в том, чтобы выйти за пятикилометровую зону обнаружения. Паук тогда сильно удивился, когда услышал про расстояние.

— Точно только пять километров?

Я кивнула. Вот уж не знала, что из этого делают тайну.

— Сам слышал.

— Вот оно как… кое‑кто заплатил бы за эту информацию хорошие деньги. Мы всегда думали, что расстояние, на котором можно обнаружить рабскую печать намного больше.

— Кто это «мы»?

— Гильдия.

— А-а–а. А что в этом ценного?

Паук махнул рукой.

— Мал еще, все равно не поймешь.

Я не придала тогда значения, что после побега отношение Паука ко мне изменилось, приобрело некоторую покровительственность старшего к младшему. Появилось даже определенное высокомерие. И когда мы поспорили, что делать дальше мало обращал внимания на мои аргументы. А потом он сообщил, что не может дальше идти со мной и что я должна сама о себе позаботиться. Ладно, хоть котомку оставил, не забрал. Полагаю, что совесть у него хоть немного, но была. Хоть бы спасибо сказал, за то что жизнь спасла ему, про побег уж не говорю, тут он не знает, что его я организовала, но когда я его чуть ли не ложечки кормила, заставляя есть, теребила, когда он потерял всякую надежду…

Ну вот, только себя извожу. Может в этом все дело? Кому приятно находиться рядом с человеком, который видел тебя в таком состоянии? Мне бы тоже было неприятно.

Не поняла? Я пытаюсь его оправдать? Где я слышала фразу про то, что только истинно благородный человек имеет мужество не ненавидеть человека, который спас ему жизнь? От отца, наверное.

Все‑таки я пыталась его оправдать.

Разозлившись, вскочила и чуть ли не бегом рванула по лесу и совсем не в ту сторону, куда ушел Паук. Это его выбор и навязываться не буду. Сколько так бежала помню смутно, остановилась только когда выскочила на поляну. Выскочила и замерла от неожиданности, настолько резок был перед от сумрака леса к свету. Некоторое время ошеломленно моргала, привыкая к утренним лучам солнца, уже неторопливо вышла на середину полянки, огляделась, покосилась на клеймо на плече: пора бы уже с этим делать, хватит бегать сломя голову от разбитого сердца. Голос сказал бы, что это непрофессионально. Три раза медленно глубоко вздохнуть-выдохнуть, вздохнуть-выдохнуть. Убрать лишни эмоции, в сторону мысли о Пауке и прошлом. Все, я спокойна. Хм, а Голос прав, такие тренинги и правда помогают.

Сосредоточилась, готовясь уничтожить клеймо, но тут же нахмурилась и задумалась, а потом улыбка медленно расплылась у меня по лицу. Уничтожить? А как же тогда меня охотники найдут? Я что, зверь какой, заставлять их вслепую по лесу бегать?

Где‑то через два часа в центре поляны весело потрескивал костер, а над ним жарилась тушка пойманного мной зайца. Сама я удобно расположилась рядом и с философским видом наблюдала как поджаривается заячье мясо. А еще посматривала на десяток палок длинной где‑то с половины моей руки, концами лежащих в огне. Иногда я доставал одну из палок, изучала как обгорел ей край, а потом клала ее обратно. Вот решила, что обожгла их достаточно и неторопливо заточила каждую о камень. Получилось десяток остро заточенных и обожженных палок. Удовлетворенно кивнула, воткнула их перед собой рядом с огнем и снова устроилась на земле, разглядывая языки пламени. Глянула на солнце. Ну и где этих охотников носит? Если они так за сбежавшими рабами охотятся, то удивительно, что у них еще все не разбежались.

Впрочем, наверное, я к ним несправедлива, это все из‑за Паука. Чем дольше сижу тут ничего не делая, тем больше начинаю думать о нем. Ну когда же охотники меня найдут?

Те появились уже далеко за полдень. Я успела поесть, сварила кашу, обнаруженную в котомке, которую собрал Паук… Блин, опять он, хотела же забыть о нем поскорее. В общем сейчас я спокойно лежала на спине заложив руки за голову и рассматривала проплывающие облака. Костер уже почти прогорел и погас, но огонь еще пытался продлить себе жизнь и частично ему это удавалось. Иногда я поворачивала голову и наблюдала за этими жалкими попытками, размышляя подбросить ли дров или мне все‑таки лень? Зачем, собственно, мне костер сейчас? Я поела, не холодно, можно даже сказать даже жарковато.