И готов заплатить за это любую цену.

Выросшая Васька давно позабыла – и про сны, и про запах.

И вот сейчас он сам напомнил о себе.

Ведьма ничуть не изменилась за столько лет. Она до сих пордо обморока хочет, чтобы ее любили. И готова заплатить за это любую цену. Вот иКокетничает с татуировками Васькиного парня. Метит их, как мартовский кот.

«Ты поразишься, насколько удачно все складывается», –говорит Ямакаси.

Еще бы – не удачно. Но лучше не думать об этом.

Лучше – довериться.

А ещё лучше – поймать пряничную суку, курсирующую междусобственным логовом и сортиром, прижать к стене, накрутить ее патлы себе накулак и спросить напрямую: «положила глаз на моего парня, ведьма?»

Ваську так и подмывает сделать это.

А совсем недавно желание разобраться с пауком настигло еепрямо на чертовой работе, за барной стойкой. И она обязательно осуществила быего, если бы не Чук.

Неформальный Чук в (если не пафосном, то, во всякомслучае, – изысканном) интерьере «Ноля» – в этом была первая странность.Обычно люди Чукова склада, да и Васькиного склада тоже, довольствуютсядемократичной кофейней, где в меню обязательно присутствуют пирожки с капустойи с рисом и яйцами. Васька не помнила, говорила ли ЧукГеку, где именно работает(может, и говорила), но они никогда не приходили в «Ноль».

Ни разу.

Вторая странность заключалась в том, что Чук был один.

Существовала и третья странность – Васька даже не сразусообразила, кто именно стоит перед барной стойкой: Чук или Гек. Конечно же онине были похожи. Вернее, были похожи, как могут быть похожи брюнет и блондин.Вернее, Васька просто забыла, кто из них брюнет, а кто блондин, в еёвоображении они с некоторых пор проходили под довольно расплывчатым оперативнымпсевдонимом перцы,

как вариант – отцы

как вариант – зайцы-энерджайзеры

как вариант – Гоа и юго-западная оконечность Португалии.

Оба они нравились Ваське. Нравились настолько, что Васькадаже выучила одно слово по-португальски: специально для того, чтобы доставитьудовольствие кому-то из них. Тому, кто бывал на юго-западной оконечностиПортугалии.

Там бывал Чук.

Или Гек?

Не суть важно, а русский перевод прекраснейшегопортугальского слова гласил: «тросик для фотоаппарата».

Не слишком впечатляюще.

Оба они нравились ей, и секс с ними тоже нравился, такпочему Васька не может сообразить, кто же стоит сейчас перед ней – Чук или Гек?Масть могла бы ей помочь, но полумрак у барной стойки обманчив, блондин?брюнет? – так сразу и не разберешь.

– Привет, – сказала S часть дуэта ЧукГек.

– Привет, – ответила Васька, тотчас нацепив насебя приятельскую улыбку. – Куда же вы запропали, парни? Я думала о вас.

– Вряд ли ты о нас думала, Гек погиб.

В первую секунду Васька почувствовала облегчение: если Гекисключается, то перед ней – Чук, двух мнений быть не может. Значит, она назоветЧука именно Чуком и не поставит себя в дурацкую ситуацию. Но что сказал Чук?

ВрядЛиТыОнасДумалаГекПогиб.

Вот так, безо всякой интонации, плотно подогнав слова друг кдругу и оставив лишь небольшие зацепки, зазоры, выступы, чтобы, ухватившись заних и подтянув тело, можно было добраться до вершины смысла: ГЕК ПОГИБ.

– Как погиб? Что значит погиб?

– Это значит, что его больше нет, – Чук смотрит наВаську так, как будто она виновата в смерти Гека.

– Мне очень жаль… Сварить тебе кофе?

– Свари.

На Чука уже оборачиваются, весь его вид диссонирует собстановкой «Ноля»: потрепанные джинсы, черная майка, тяжелые ботинки на ногах,уйма кожаных браслетов на запястьях, а еще скейтборд, торчащий из рюкзака. Чукчертовски молод, чертовски высок, чертовски загорел, мускулист, пропорциональносложен; он – явная угроза для постоянных посетителей ресторана, всех этихнебедных людей, не таких молодых, высоких, загорелых и мускулистых. Пришедшихсюда с подружками, невестами и любовницами, Васька ни секунды не сомневается,что в непристойных фантазиях подружек, невест и любовниц парни, подобные Чуку,фигурируют всегда. В качестве водопроводчиков, сантехников, садовников,инструкторов по фитнесу и горным лыжам, шоферов-дальнобойщиков, коммивояжеров снабором насадок для пылесоса.

Насадки интересуют скучающих самочек больше всего.

Дерьмообразный официант Виталик уже смотрит в их с Чукомсторону и недвусмысленно семафорит Ваське рукой: «сплавляй своего дружка кчертовой матери, пупхен, не зли папашек».

Иди ты в жопу, мысленно отвечает Васька.

– …Как это произошло? Когда?

– В тот вечер, когда мы виделись в последний раз.Помнишь?

В последний раз они виделись в тот вечер, когда Васькапознакомилась с Ямакаси. К несчастью, Васька почти не помнит Чука и Гека вконтексте этого вечера, они не были водопроводчиками, сантехниками икоммивояжерами, их роль свелась к тому, чтобы представить Ваське

человека-паука

человека-кошку

человека-ядро

но Васька думала о них тогда, – прежде, чем забытьокончательно. С печалью. С предчувствием возможного несчастья. Они слишкомтяжелы, слишком неповоротливы для того, чтобы одолеть крыши, пусть качаются наволнах, пусть качаются в небе, пусть присасываются к загубникам аквалангов икрутят педали, а крыши им не по зубам – и вот, пожалуйста. Так ислучилось.

– Гек сорвался с крыши? Разбился насмерть?

– Точно, – кофе уже стоит перед Чуком, но он дажене думает к нему прикасаться.

– Я ведь говорила вам…

– Я тоже говорил ему – «не стоит, брателло, может,человек-паук и прав». Он не послушал меня. И тебя тоже. Почему ты не пришла напохороны, Васька?

Чук – странный парень, как она могла прийти на похороны,если даже не знала, что Гек погиб?

– Я ничего не знала про похороны.

– Разве Ямакаси ничего тебе не сказал?

Это что-то новое. Настолько новое, что Васька машинальноберет чашку с кофе, до сих пор стоявшую перед Чуком, и отхлебывает из нееглоток.

Самая настоящая бурда.

Шайзе.

– А он должен был сказать?

– Он ведь теперь твой парень, я прав?

– Он ничего мне не говорил… Он знал?

– Он знал. Мы виделись.

– Когда?

– На следующий день… После того… После того как этопроизошло.