Его мать, приехавшая, чтобы присутствовать при рождении ребенка, пригласила его для разговора и сказала, что его жена почти ничего не ест. Он выругался себе под нос. Как она не понимает, что это вредит ее здоровью! Он не мог поговорить с ней и вбить ей в голову хоть немного здравого смысла. Тернер всего лишь распорядился, чтобы слуги получше следили за ее едой.

Они являлись к нему с докладом каждый день, обычно вечером, когда он сидел у себя в кабинете с бокалом бренди. Эта ночь не стала исключением — он уже перешел к третьему-бокалу, когда услышал резкий стук в дверь.

— Войдите.

К его огромному изумлению, вошла мать.

Тернер вежливо ей кивнул.

— Ты, вероятно, пришла, чтобы отчитать меня.

— И за что, как ты полагаешь, тебя следует отругать?

Он печально улыбнулся:

— Скажи сама. Уверен, что у тебя имеется длинный список.

— Ты виделся со своей женой последнюю неделю?

— Нет, кажется. А, подожди. — Он глотнул бренди. — Я проходил мимо нее пару дней назад. Во вторник, по-моему.

— Найджел, она на девятом месяце беременности.

— Представь, я это знаю.

— Ты ведешь себя безобразно, не уделяя ей внимания в то время, когда Миранда в этом особенно нуждается.

Он сделал еще глоток.

— Давай расставим все по местам — это моя жена не уделяет мне внимания. И не называй меня Найджелом.

— Черт возьми, ты хоть слышишь меня?

Тернер поднял брови, услыхав из уст матери ругательное слово.

— Поздравляю. Ты уподобилась мне.

— Отдай мне это! — Леди Радленд выхватила стакан из его руки. Янтарная жидкость расплескалась на письменный стол. — Ты повергаешь меня в ужас, Найджел. Ты ведешь себя так же отвратительно, как в годы, проведенные с Летицией. Ты злобный, грубый…

Она не договорила, потому что он схватил ее за кисти.

— Не советую тебе сравнивать Миранду с Летицией, — с угрожающими нотками в голосе произнес он.

— И не думала! Мне и в голову такое не могло прийти, — возмутилась леди Радленд.

— Вот и хорошо.

Он отпустил ее руку и подошел к окну, из которого открывался унылый вид, такой же, как и его настроение.

Мать помолчала, но потом спросила:

— Тернер, каким образом ты намерен спасти свой брак?

Он шумно выдохнул.

— Почему ты так уверена, что это должен делать я?

— Ради Бога, ты только взгляни на бедную девочку! Она ведь влюблена в тебя.

Он крепко сжал край подоконника.

— Последнее время я что-то этого не замечал.

— Ничего удивительного! Ты же неделями ее не видишь.

Тернер ничего не ответил, всем своим видом показывая, что не желает продолжать этот разговор.

Но леди Радленд была настроена по-иному.

— За несколько месяцев Миранда совершенно изменилась — в ней не узнать прежнюю счастливую женщину. Она была готова ради тебя на все.

— Мама, времена меняются! — отрезал он.

— Но их можно вернуть, — мягко, но настойчиво сказала леди Радленд. — Пообедай с нами сегодня вечером, прошу тебя.

— Уверяю тебя — со мной будет только хуже.

— Позволь об этом судить мне.

Тернер вздохнул. Может, мать права? Может, все— таки надо как-то уладить разногласия с женой?

— Летиция до сих пор присутствует в этом доме, — по-прежнему мягко заметила мать. — Освободись от нее. Дай Миранде излечить тебя. Ты же знаешь — она это сделает, если только ты предоставишь ей такую возможность.

Тернер почувствовал руку матери у себя на плече, но не обернулся — он слишком горд, а она может увидеть муку, исказившую его лицо.

Первый приступ боли застал ее за час до того, как она должна была спуститься к обеду. Потрясенная Миранда положила руку на живот. Врач сказал ей, что она родит не раньше чем через две недели.

— Что ж, кажется, ты появишься раньше, — тихо произнесла она. — Надо всего лишь пережить обед. Я голодна. Давно так не хотела есть.

Ребенок в ответ брыкнулся в утробе.

— Ага, вот ты как! — прошептала Миранда и улыбнулась. Это была ее первая улыбка за много недель. — Заключаю с тобой сделку. Ты дашь мне возможность спокойно поесть, а я обещаю не давать тебе имя вроде Ифигении.

Последовал еще один толчок.

— Конечно, если ты девочка. А если мальчик, то обещаю не называть тебя… Найджелом. — Она засмеялась. Смех прозвучал как-то необычно, но… приятно. — Ты меня слышишь?

Ребенок затих.

— Хорошо. А теперь пора одеваться.

Миранда потянула шнур звонка, вызывая горничную, и через час уже спускалась в столовую, крепко держась за перила. Она сама не знала, почему никому не хочет сказать о том, что ребенок вот-вот появится. Возможно, все дело в том, что она не любила суеты вокруг себя. Да к тому же она чувствовала себя хорошо, если не считать приступов боли каждые десять минут. Поэтому ложиться немедленно в постель ей совсем не хотелось. Она надеялась, что малыш даст ей возможность по крайней мере съесть обед. Рождение ребенка — интимное и не очень-то красивое действо, и она не хотела, чтобы за столом эго обсуждалось.

— A-а, вот ты где! — окликнула ее Оливия. — Мы в Розовой гостиной. Присоединишься к нам?

Миранда кивнула и последовала за подругой.

— Ты как-то странно выглядишь, — заметила Оливия. — Все хорошо?

— Да, спасибо. Проста я очень толстая и неповоротливая.

— Скоро похудеешь.

«Скорее, чем все думают», — мысленно произнесла Миранда.

В гостиной леди Радленд протянула ей бокал лимонада.

— Благодарю вас. Вдруг очень захотелось пить.

Она, забыв о манерах, залпом все выпила. Мать Тернера, не говоря ни слова, наполнила бокал вновь, и Миранда вновь быстро его осушила.

— Как вы думаете, обед готов? — спросила она. — Я ужасно проголодалась.

Но это была не вся правда — она боялась, что если промедлить, то она произведет на свет ребенка прямо за обеденным столом.

— Думаю, что все в порядке, — ответила леди Радленд, несколько озадаченная нетерпением Миранды. — Веди нас. Это же твой дом, дорогая.

Поддерживая рукой живот, она во главе процессии вышла в коридор.

И столкнулась с Тернером.

— Добрый день, Миранда!

Его густой, хрипловатый голос поверг ее в трепет.

— Надеюсь, ты здорова? — спросил он.

Миранда кивнула, избегая его взгляда. Она провела целый месяц, стараясь подавить в себе желание и тоску каждый раз, стоило ей увидеть его, и научилась сохранять на лице неподвижную, равнодушную маску. Все знали, что они поссорились, и ей абсолютно ни к чему, чтобы окружающие догадались, как ей тяжело.