Он ничего не ответил — просто стоял, а щека у него нервно дергалась.

— Или объяви, что это не так. Я просто хочу выяснить, что ты чувствуешь, Тернер. Мне совсем не безразлично, что ты ко мне испытываешь. Если ты не… если ты не…

Миранда крепко зажмурила глаза и сжала ладони. Как все это сказать?

— Не важно, если ты меня не любишь, но я все равно должна знать.

— О чем, черт побери, ты говоришь? — Он в сердцах запустил пальцы в волосы. — Каждый день, каждую минуту я твержу тебе, что обожаю тебя.

— Тыне говорил этого. Только повторял, что в восторге оттого, что женился на мне.

— Да в чем тут разница? — едва не заорал Тернер.

— Может, тебе просто нравится быть женатым.

— После первого брака?

— Прости.

За то, что напомнила ему о Летиции, она может извиниться, но не за все остальное.

— Разница есть, — тихо сказала она. — И большая. Я хочу знать, как ты относишься ко мне, а не к тому, что я побуждаю тебя чувствовать.

Тернер встал у окна и оперся о подоконник. Она видела лишь его спину.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — отчетливо прозвучали его слова.

— Ты не хочешь понимать! Боишься подумать об этом. Ты…

Тернер обернулся к ней. Такого взгляда у него Миранда никогда не видела. Даже той ночью, когда он впервые ее поцеловал, сидя в одиночестве, пьяный, после похорон Летиции. Он медленно шагнул к ней, весь — олицетворение гнева.

— Я не являюсь деспотичным мужем, но моя терпимость не простирается настолько далеко, чтобы слышать, как меня называют трусом. Выбирай слова, жена! Думай, что говоришь!

— А ты поразмышляй о своем отношении ко мне, — в тон ему ответила она. — Я не какая-нибудь… — она искала нужное слово, и ее всю трясло, — безмозглая кукла, чтобы ты мог так помыкать моими чувствами.

— Ради Бога, Миранда! Надо давать отчет своим словам.

Та не сразу нашлась что ответить. Наконец, запинаясь, произнесла:

— Мне не нравится, когда со мной разговаривают высокомерным тоном, Тернер.

— Тогда не раздражай меня.

— Это ты постоянно выводишь меня из терпения, — вспылила она.

— Миранда, я ничего подобного не делал. Стоит мне сказать, как мы счастливы, и ты тут же бросаешься на меня, словно фурия, обвиняешь во всех смертных грехах…

Он замолчал, потому что ее пальцы вцепились ему в плечи.

— Так ты думал, что мы счастливы? — еле слышно спросила она.

— Конечно, я так полагал. И все время тебе это говорил. — Он с удивлением воззрился на жену, потом отодвинул ее в сторону. — Ну хорошо. Все, что я делал, все, что говорил… все это не важно. Но ты не желаешь знать, что я счастлив с тобой. Тебе безразлично то, что мне нравится быть с тобой. Тебе важны мои слова.

У нее не было сил спросить громко, она смогла только прошептать:

— Ты абсолютно прав.

В Тернера как будто вонзили булавку. Он всегда отличался непоседливостью и живостью, не лез за словом в карман, а сейчас… Сейчас он неподвижно стоял и молча смотрел на нее, словно она впустила в гостиную Медузу Горгону.

— Послушай, я…

— Что, Тернер? Что ты хочешь сказать? Ты утратил дар речи?

— Я… О, ради Бога, Миранда, это нечестно!

— Ты не можешь это выговорить.

Ее глаза наполнились ужасом, До сего момента она лелеяла надежду, что он вымолвит заветное признание. Просто он слишком напряженно об этом думает, но от избытка чувств слова сами сорвутся с его губ, потому что он все-таки любит ее. В глубине души, в самой крохотной части ее теплилась мысль, что эго так. Но в одну секунду эта надежда ссохлась и умерла, а вместе с ней померкла и часть ее души.

— Господи, — вздохнула Миранда. — Ты не можешь этого сказать!

Тернер увидел пустоту в ее глазах и понял, что потерял ее.

— Я не хочу тебя ранить, — пробормотал он.

— Поздно говорить об этом.

Слова застряли у нее в горле. Она медленно направилась к двери.

— Подожди!

Миранда остановилась и обернулась.

Он взял со стола пакет, который принес с собой.

— Вот, — сказал он упавшим голосом. — Это для тебя.

Миранда взяла пакет из его рук, а он вышел из комнаты. Трясущимися руками она развернула бумагу. «Смерть Артура». Тот самый экземпляр, который она так жаждала заполучить в книжном магазине для джентльменов.

— Ох, Тернер, зачем ты привез эту книгу? Почему не оставить все по-прежнему, чтобы я могла ненавидеть тебя?

Прошел не один час после его ухода. Миранда стерла слезы с книги, надеясь, что не испортила дорогой кожаный переплет.

7 июня 1820года

Сегодня приехали леди Радленд и Оливия — они будут ожидать рождения «наследника», как все семейство Бевелстоков называет его. Врач не считает, что это произойдет раньше чем через месяц, но мать Тернера заявила, что боится опоздать.

Я уверена, они заметили, что мы с ним больше не спим в одной спальне. Конечно, для семейных пар это не является обязательным, но когда Бевелстоки были здесь в последний раз, мы с Тернером спали вместе. Теперь они, разумеется, недоумевают по этому поводу. Я уже две недели, как перенесла свои вещи в другую комнату.

Моя постель неуютная и холодная. Я ненавижу ее.

И даже предстоящее рождение ребенка меня не радует.

Следующие недели превратились для Тернера в кошмар. Ему приносили еду в кабинет — он с трудом мог иногда вынести лишь час за ужином, когда ему приходилось сидеть напротив Миранды. Кажется, он ее потерял. Какая нестерпимая боль смотреть в глаза жены и видеть в них пустоту!

Если она ничего больше не испытывала к нему, то Тернера обуревали разные чувства.

Он был в бешенстве — Миранда загнала его в угол, заставляя признаться в том, в чем он не был уверен.

Тернер злился на нее за то, что она осмелилась порушить их брак. По ее мнению, он не выдержал испытания, которое она для него приготовила.

Он чувствовал себя виноватым в том, что сделал ее несчастной. Его пугало, что он не может переиграть все заново.

Он злился на себя за то, что не мог попросту сказать ей, что любит ее. И еще он чувствовал себя ущербным, потому что не мог для себя окончательно решить, так ли это на самом деле.

Но большую часть времени Тернер страдал от одиночества, заброшенности и тоски по жене. Ему не хватало ее, ее остроумных замечаний и едких шуток. Он раз от разу натыкался на нее в коридоре и заставлял себя вглядеться в ее лицо, чтобы запечатлеть в душе образ той женщины, на которой женился. Но что-то уже изменилось. Миранда стала совсем другой. Казалось, что ей теперь все безразлично.