— Но ведь они люди! Ибрагим…

— Ибрагим — солдат. Он мужчина. А эти люди — враги Европы и ее Возрождения.

Давуд вихрем вылетел из шатра, а Сулейман закрыл голову руками и горько заплакал.

— Сулейман слаб, и Ибрагим знает это, — прошептала Хафса, по-прежнему расхаживая туда-сюда.

— Но он завоевал огромные территории и подчинил Османской империи больше стран, чем кто-либо из его предков! При нем наша империя стала величайшей, — возразила Хюррем.

— Ерунда! — парировала валиде-султан. — Почти все завоевания задумал мой султан Селим. Сулейман унаследовал империю, ставшую центром вселенной. На его месте мог оказаться любой дурак и выглядел бы при этом таким же непобедимым!

Хюррем в ужасе закрыла рот рукой.

— Но он составил кодекс законов, создал правительство, которое служит предметом зависти других властителей!

— Да, но он по-прежнему слеп, и его непоколебимая вера в Ибрагима рано или поздно приведет его к смерти.

Широкая равнина между средневековыми стенами Вены и горой Земмеринг была покрыта сотней тысяч шатров османов и их союзников. Количество палаток вселяло ужас в защитников Вены, хотя они не ведали о том, что войско страдает от болезней и внутренних раздоров.

В самом городе царила тишина; оставшиеся жители и гарнизон ждали штурма, охваченные страхом и отчаянием. Венгерские разведчики Запольяи, проникшие в город заранее, сейчас украдкой покидали Вену и делились ценными сведениями с наступающими османами. Самым слабым местом в укреплениях города были признаны несколько больших ворот. После того как Фердинанд сбежал прятаться к брату, обороной Вены стал руководить семидесятилетний наемник по имени Николас Граф фон Зальм. Несмотря на слабость и трусость правителя, Зальм сохранял хладнокровие и отвагу. Первым делом он приказал отправить женщин, детей и стариков в безопасное место, а затем начал готовить к войне древние здания. Он срыл все строения за пределами бульварного кольца и внутренних стен, лишая врага укрытия. С крыш зданий в центре города сняли горючую дранку. Из мостовых вынимали булыжники и заделывали самые непрочные части крепостных стен.

В центре Вены высился шпиль собора Святого Стефана. С высоты можно было разглядеть всю раскинувшуюся перед городом равнину. Под командованием Зальма оставалось двадцать три тысячи пехотинцев и две тысячи кавалеристов. Кроме того, в Вене находились тысяча немцев и семьсот испанцев, вооруженных мушкетами, которые отличались большей скорострельностью, чем мушкеты с фитильным замком, состоявшие на вооружении у османской армии. Зальм не испытывал страха перед трехсоттысячным войском противника. Он наблюдал за ними с верхнего яруса собора и ждал, когда осаждающие сделают первый ход.

Сулейман внимательно выслушивал разведчиков, лежащих перед ним ниц на травянистой насыпи. Рядом с ним стоял Ибрагим. Сулейман вглядывался в даль и видел перед собой Вену с ее лабиринтом дурно пахнущих, извилистых улочек. Между полуразрушенными зданиями в центре города и шпилем собора Святого Стефана выросли новые укрепления. И все же Сулейман не сомневался, что скоро город перейдет под его власть. Он хладнокровно осматривал будущий театр военных действий, а затем перенес взгляд на равнину, где разместилось его войско.

— Наши солдаты болеют; начинается зима, а с нею наступает лихорадка, — сказал он наконец.

— Да, — ответил Ибрагим, — и мы потеряли свыше семидесяти тысяч верблюдов, а также много продовольствия и боеприпасов, которые они несли. Несмотря на дождь и болезни, боевой дух наших солдат по-прежнему высок. А город, под стенами которого мы стоим, слаб и вскоре падет.

Сулейман не был уверен в том, что слова великого визиря — правда. Оглянувшись, он увидел дым пожарищ; догорали деревни, которые войско сожгло на пути к Вене. Сулейман вздохнул и закрыл глаза от стыда.

— Если город капитулирует, я запрещаю его жечь. Его прекрасные здания и знатные семьи много пережили на своем веку. Их величие не должно умаляться и при нашем правлении.

Ибрагим кивнул:

— Вена станет хорошим плацдармом для нашего дальнейшего продвижения на север и восток, где мы соединимся с нашими союзниками-французами.

Сулейман согласился, но ему стало не по себе, когда он заметил, как хищно дернулись уголки губ Ибрагима.

— Отправь к старику, который возглавляет оборону города, парламентеров… Пусть объявят: если гарнизон капитулирует к заходу солнца, всех пощадят. Если нет, нам придется разрушить эту жемчужину до основания — они не оставят нам другого выхода.

К вечеру парламентеры вернулись в лагерь османов и направились в шатер султана. Султан вопросительно поднял брови. Парламентеры лишь покачали головой. Сулейман закрыл лицо руками и погрузился в глубокое раздумье. Печаль съедала его изнутри, сжимала сердце.

На рассвете следующего утра, после того как призыв муэдзина разнесся над равниной и были произнесены утренние молитвы, начался штурм.

Триста пушек поменьше, которые удалось доставить из Болгарии, весь день стреляли по крепости. Грохотали барабаны военного оркестра, вселяя ужас в защитников осажденной австрийской столицы.

— Наша тяжелая артиллерия давно снесла бы эти стены! — крикнул Ибрагим, перекрывая грохот канонады.

Сулейман сидел на своем коне и смотрел, как носятся по полю пушечные ядра. Не все долетали до стен крепости, и те, что долетали, не причиняли стенам особого вреда. Некоторые залетали за укрепления и разрушали небольшие здания. Другие попадали в кладку собора Святого Стефана. Тысячи лучников одновременно выпускали стрелы, некоторые из них горящие. Но и стрелы почти не причиняли вреда осажденной крепости.

Не веря своим глазам, смотрел он, как из-за стен города выскочил отряд кавалеристов. Они столкнулись с первыми двумя шеренгами османских воинов. Венцы перебили много пехотинцев и захватили несколько пушек. Так же быстро, как появились, они ускакали под прикрытие крепостных стен.

— Кто командует венцами, если Фердинанд бежал? Кто такой этот фон Зальм? Почему он предпринимает такие решительные действия против нас? Неужели он не ведает страха?

Ибрагим пожал плечами и поспешно прошептал что-то на ухо разведчику-янычару. Султан продолжал беспокойно оглядывать поле битвы. Пушки продолжали безуспешно обстреливать город.

— С такими пушками мы ничего не добьемся, — громко провозгласил он наконец.

— Верно. Однако мы надеемся на подземные траншеи, мой господин. Мы возьмем город с помощью подкопа, как на Родосе. Пушки лишь отвлекают внимание защитников.

Обстрел, предпринятый для отвлечения, продолжался не один день…

Сулейман вернулся в свой шатер, надеясь хоть немного отдохнуть, несмотря на непрекращающиеся атаки. Он не спал уже несколько дней, а ему казалось, что много недель. В шатре его ждал Давуд. Ичоглан до сих пор злился, но продолжал исполнять свои обязанности и любить султана. Его любовь сейчас была особенно нужна и дорога Сулейману.