выплатили дополнительное вознаграждение.

А он только этого и добивался. Привыкнув к легко достающимся деньгам, Вареник «добывал» интересующие его «работодателей» сведения, не вставая с кушетки. Удобно, черт возьми! Смотришь дома по телевизору американские боевики, а затем их содержание пересказываешь на явке своему американскому оператору — он все равно проглотит, ведь информация исходит от сотрудника советской спецслужбы!

Какой резонанс в мировой прессе могут придать его бреду «ястребы» из ЦРУ, какие политические выгоды для себя извлечь — это Вареника нисколько не интересовало, главное — платили бы исправно! Справедливости ради, следует добавить, что одними только «сочинениями на вольную тему» работа Вареника в пользу США не ограничивалась.

Характеристики на вновь прибывших сотрудников ТАСС и АПН, которых американцы подозревали в принадлежности к КГБ; копии со служебных документов, попадавших в руки изменника по роду основной деятельности; сведения о намечаемых советской резидентурой в Бонне мероприятиях — вот неполный перечень информации, переданной Вареником своему оператору Чарльзу Левену.

Кроме того, советские эксперты по делам спецслужб в Бонне полагают, что Вареник «сдал» противнику около 200 кадровых сотрудников КГБ и ГРУ и их информаторов.

Пример с Вареником — это еще и свидетельство тому, как быстро может возникнуть у агента и его кураторов взаимозависимость, имеющая, правда, разную природу.

Хозяевам нужна информация, какой бы бредовой она ни казалась на первый взгляд. «Кроту» — легкие деньги.

* * *

В 1997 году в российской периодической печати появились высказывания родственников Вареника, дескать, за что же его расстреляли, если ничего плохого он своей Отчизне не сделал, а только Комитету госбезопасности. Да и вообще, был он образцовым семьянином, не пил, не курил, интимных подружек не имел, был добрым и отзывчивым, даже помогал своим коллегам по корпункту.

На этот посыл можно ответить коротко: Вареник — предатель, а товарищеские отношения по работе и благополучие в семье не исключают предательства.

Понятна озабоченность его близких окружить его романтическим ореолом. Однако у всех тех, кто имел отношение к расследованию обстоятельств его измены, ни на мгновение не возникло никаких сомнений, что продался он противнику исключительно по меркантильным соображениям. В полной мере к нему подходит классическое определение: «идейный борец за денежные знаки».

Что же касается утверждений, что Родине своей он ничего плохого не сделал, но только Комитету госбезопасности, этому недремлющему оку и всеслышащему уху государства, то такая позиция по меньшей мере выглядит вызывающей.

Злоумышленник отрежет вам ухо, выколет глаз, а затем его защитники примутся убеждать вас, что намерений причинить ущерб лично вам он не имел. Вы поверите?

Часть IX. Кто провалил операцию «Ivy bells»?

Одной из самых секретных разведывательных программ ЦРУ начала 1980-х было использование подводных лодок. Они систематически проникали в наши территориальные воды, едва не вторгаясь в расположение военно-морских баз.

Венцом своих разведывательных изысков ЦРУ считало сверхсекретный проект «Ivy bells» («Плющ») — съем информации с наших подводных кабельных линий связи. Американцы исходили из того, что мы, уверовав в неуязвимость подводных кабелей, либо будем применять простейшие шифры, либо вести переговоры открытым текстом. Для перехвата переговоров как раз и использовались субмарины. Минусом являлось то, что они были вынуждены длительное время неподвижно стоять над кабелем. Это, конечно, грозило расшифровкой операции. Необходимо было заменить субмарины на стационарный аппарат, способный работать в автономном режиме и «сливать» накопленную информацию приходящей на «явку» подводной лодке. В итоге такой аппарат по заданию ЦРУ был создан специалистами АНБ[5].

Аппарат, получивший название «Кокон», воплотил в себе последние достижения радиоэлектронных технологий и был способен «снимать» информацию с кабеля без вскрытия его внешних оболочек. «Кокон» представлял собой сигарообразный контейнер, в хвостовой части которого располагался миниатюрный атомный реактор, служивший источником питания для бортовой радиоэлектронной системы.

С конца 1970-х ЦРУ проявляло повышенный интерес к сведениям о результатах запусков наших межконтинентальных баллистических ракет, которые поражали цели на камчатском полигоне. Поэтому «Кокон» сразу после создания оказался на стратегическом кабеле, проложенном по дну Охотского моря от Камчатки до главного штаба Дальневосточного военного округа (ДВО).

«Заходите к нам на огонек!»

В 1980-х резидентура КГБ в Вашингтоне располагалась на верхнем этаже посольства, в доме № 1125 на 16-й улице, всего в трех кварталах от Белого дома. Четырехэтажный посольский особняк построила в начале века, хотя никогда там и не жила, г-жа Джордж М. Пульман, вдова магната, занимавшегося производством спальных вагонов для железных дорог. Последнее царское правительство приобрело здание у нее под посольство, а в 1933 году оно перешло к советской дипломатической миссии.

Окна посольского особняка всегда были наглухо задраены: с крыш соседних домов американские контрразведчики бомбардировали особняк электромагнитными импульсами, чтобы прослушивать разговоры в помещениях и по стуку пишущих машинок считывать документы. Кроме того, внутри здания работали наши собственные электронные системы защиты. К примеру, кабинет резидента представлял собой бронированную комнату (на оперативном арго «подлодку»), расположенную в комнате обычной, вокруг которой действовало электромагнитное поле.

На четвертом — секретном — этаже, в комнатушках-кельях трудились 40 офицеров резидентуры КГБ. Каждый отдел — политическая разведка, внешняя контрразведка, научно-техническая, а также оперативно-техническая разведка — решал свои конкретные задачи. На этаж вела одна-единственная лестница, и ее защищала прочная стальная дверь, имевшая цифровой код. Внутрь запрещалось входить в пиджаке или пальто: эта мера безопасности была направлена против попыток вероятных «кротов» тайком пронести миниатюрную фотокамеру. Кабинеты были экранированы, чтобы исключить прослушку ведущихся внутри разговоров.

Всем советским служащим было известно, что сотрудники ФБР денно и нощно ведут видеонаблюдение за входом, а уж то, что посольские телефоны «находятся у штатников на прослушке», вообще было аксиомой. Дежурные дипломаты, чтобы охладить пыл шутников или провокаторов из числа звонивших в посольство, употребляли стандартную фразу: «Не лучше ли вам зайти к нам на огонек!»

14 января 1980 года исключением не стало. В 12.32 вашингтонского времени в приемной посольства раздался звонок:

— Я… э-э… из… словом, из федеральный правительство Соединенных Штатов. — по-русски произнес неизвестный.

— Не лучше ли вам, члену федерального правительства, зайти к нам на огонек? — поддержал, как ему казалось, шутку дежурный.

— О’кей, зайду завтра э-э… вечером, когда будет темно…

Но в 9.00 следующего дня этот человек позвонил вновь и сказал, что прибудет через минуту. Сомнения в его психическом здоровье отпали, как только он, представившись сотрудником АНБ, потребовал встречи с офицером безопасности посольства.

* * *

Установить визитера американским контрразведчикам не удалось. Позже директор ФБР Уильям Г. Уэбстер скажет:

«Мои ребята видели его со спины, когда он входил в