— Хорошо, — закончил Оскар. — После этого зажгите свечи, зажгите факелы и отоприте ворота. Идите и помните — я беру грех на свою душу.

Они взлетели почти одновременно. Ночь снова наполнил шелест их крыльев. Вампиры унесли холод с собой — снова запахло августом, и Питера перестало знобить. Он выпустил мою руку.

Оскар подошёл ко мне. Он изменился и теперь выглядел привычно — просто сердечный друг Оскар в целом облаке блонд и с безупречными локонами едва ли не по пояс. Я невольно улыбнулся.

— Те, кому удастся выжить в этом замке этой ночью, мой дорогой государь, — сказал Оскар, — никогда не забудут своих удивительных переживаний. Грядёт ночь смертного страха. Если вы позволите мне высказать своё мнение насчёт человеческих дел, то, по-моему, те, кто предал своего короля, честно это заслужили.

— А вы, — говорю, — жестокосердны, Оскар.

Он усмехнулся еле заметно.

— Что вы, мой драгоценный государь, я необыкновенно добр. Я всего лишь думаю о некромантах-предателях из Святого Ордена и о том, что на вашем престоле мог бы оказаться Роджер. И о том и о другом я, поверьте, думаю с ужасом.

Питер сходил за лошадьми и привёл в поводу наши чучела. Скелеты приехали следом.

Кадавры отвратительно выглядели после вампиров — этакая неуклюжая имитация жизни. Но так всегда бывает, ничего не поделаешь. Я только старался особенно не разглядывать своих гвардейцев, которые торчали в сёдлах окоченелыми трупами: издержки некромантии, что ещё скажешь. Мы собирались к замку.

Я думал, что Оскар полетит за лошадьми нетопырём или расстелится туманом, но, видимо, обычная чара унизила бы его княжеское достоинство, а может, он просто был в настроении показывать мне свои возможности. Он поднял себе коня.

Потрясающее зрелище.

Бледный свет ущербной луны, ленты тумана, ночной ветер — всё это смешалось в какую-то мерцающую тень, в облако зеленовато-серебряного сияния. А потом облако начало медленно спадать, принимать чёткие очертания и обретать призрачную Сумеречную плоть, превращаясь в белую или седую лошадь с горящими рысьими очами и клочьями тумана вместо гривы и хвоста.

Ну что скажешь. Я загляделся. Оглянулся на Питера, когда Оскар уже вскочил в седло.

Питер разговаривал с юным вампиром — хотя человеческое слово «разговаривал» не слишком точно описывает их поведение. Питер стоял, привалившись спиной к стволу сосны, опустив руки и выпустив поводья коня, застывшего рядом пыльным истуканом. Физиономия моего бродяги выражала то болезненное наслаждение, в какое всегда впадают живые под вампирской властью, — но глаза у него блестели, из чего я заключил, что мыслить он способен и транс не окончателен. Хорошо, подумал я. А то следовало бы выдрать вампира за уши.

А может, и так следует: не годится тискать слугу тёмного государя как потенциальную добычу — а вампир держал голову Питера в ладонях. Опасные, прах побери, игрушки!

Оскар усмехнулся. А я прислушался.

— …нравишься мне, — говорил вампир, и Сила исходила от него волнами. — Сегодня Князь позволил нам охотиться вне Кодекса — и у меня есть желание искупить будущий грех добрым делом. Твоя душа принадлежит Предопределённости, дружок. Тебе суждено покинуть сей мир в боли и муках — я могу тебе помочь…

— Отвали! — пробормотал Питер еле слышно, но вполне выразительно. И даже слегка дёрнулся, пытаясь освободиться.

— Дурачок, — мурлыкал вампир. — Я же даю тебе шанс уйти блаженно — это будет как сон после сплошной любви, давай, решайся…

— Да отвали, ты… — Питер чуть-чуть мотнул головой. — Без сопливых скользко…

Оскар откровенно рассмеялся. Ничего себе!

— Эй, дети Сумерек! — рявкаю. — Может, хватит уже забавляться моим слугой?! Ты, неумерший, отпусти его, быстро!

Вампир тут же отдёрнул руки. Питер, придя в себя почти в тот же миг, оттолкнул его в сторону и хмуро заявил Оскару:

— Господин Князь, скажите этому, чтоб не вязался ко мне! Ему сказали в замок лететь, а он тут застрял, спасатель, подумаешь… — и покосился на меня, узнать, на чьей я стороне. Я с удовольствием отметил, что он вовсе не испуган.

— Поехали, Питер, — говорю. Мне, прости Господи, тоже сделалось смешно. — Если ты уверен, что не хочешь блаженной смерти, конечно. Смотри, такой случай может больше и не представиться.

— Да ладно, государь, — говорит, садясь верхом. — Обойдусь как-нибудь так… А этот хлыщ — не Клод, и нечего цепляться. Помру когда помру, не его дело.

— Наверное, напрасно, — заметил Оскар.

— Не слушай их, Питер, — говорю. — Мы ещё живы.

Он радостно кивнул. И мы направились к замку во главе отряда мёртвой гвардии. Молодой вампир, перекинувшись совой, нас обогнал.

А факелы на стенах горели, и ворота были открыты настежь.

Забавно…

Та ночь начиналась так захватывающе интересно, так прекрасно и так удивительно, что я ухитрился напрочь позабыть, ради чего всё это делается. А когда въехали в ворота замка — вспомнил, да так, что виски заломило.

Младшие Оскара хорошо тут порезвились. У подъёмных ворот, рядом с бочкой, в которой горела смола, я увидел первых солдат королевы. Они выглядели как задремавшие на посту — сидели и полулежали в удобных позах, с умиротворёнными лицами. Маленький конюший Розамунды, в плаще с её гербом, сидел на ступеньках башни, прислонившись к стене, с беретом на коленях, запрокинув голову, и улыбался нежной детской улыбкой. Отметки клыков на его открытой шее выглядели как пара багровых родинок. Громилы Роджера валялись у кордегардии, как упившиеся — с блаженными рожами, обнимая камни мощёного двора. Камеристка в ночном чепце, укутанная в шаль, свернулась клубочком у входа в донжон. Сонное царство. Только лица у всех спящих без кровинки и тела уж слишком расслаблены.

И почему-то эта мирная картина выглядела куда злее, чем поле боя. Питер даже шепнул: «Кошмар какой», — я его понял. А Оскар безмятежно улыбнулся и говорит:

— Молодцы. Взгляните, ваше прекрасное величество, какая чистая работа. Они никого не заставили страдать. Все эти люди умерли счастливыми — кто из живых солдат может похвастаться такой гуманностью по отношению к врагам?

А Питер мотнул головой и возразил:

— Ну не все, я скажу…

Я проследил его взгляд. Лужа крови. Нда-с… Из растерзанного горла какого-то вояки — эффектно.

— Фи, — сказал Оскар. — Он, вероятно, попытался поднять тревогу, или сопротивлялся, или был пьян… Дети Сумерек не любят крови, разбавленной вином.

— Я тоже, — говорю. — А где же виновники торжества?

Вампиры постепенно собирались во дворе — жутковато было смотреть, как их тела туманом просачиваются сквозь каменную кладку. Ночную тишину нарушал вой сторожевых собак, и в конюшнях беспокоились лошади. Люди, населявшие замок, большей частью умерли — но животные уцелели, они не интересуют неумерших.