– Хорошо, мы сейчас кого-нибудь к ней отправим.

– Нет, не надо, я сам увижусь с ней, – сказал Авель.

– Благодарю вас. Такие новости всегда лучше выслушивать от знакомого человека.

– Какой ужасный и неоправданный поступок! – воскликнул Авель, вновь поглядев на тело своего друга.

– Это уже седьмой за сегодня в Чикаго, – равнодушно сказал полицейский, закрывая свой чёрный блокнот и направляясь к машине «скорой помощи».

Авель смотрел, как санитары уносят на носилках тело Дэвиса Лероя. Ему вдруг стало холодно, он опустился на колени, и его стошнило. Он вновь потерял своего лучшего друга. «Если бы я выпил меньше, а думал получше, то, возможно, сумел бы спасти его», – мелькнуло у него в голове. Он поднялся на ноги, вернулся в свой номер, принял холодный душ и с трудом оделся. Затем заказал себе чёрный кофе. Преодолевая нежелание, поднялся в президентские апартаменты и отпер дверь. Кроме двух пустых бутылок, здесь, казалось, не было никаких признаков драмы, разыгравшейся несколько минут назад. И тут Авель увидел письма на столике у кровати, на которой никто так и не уснул. Первое было адресовано Мелани, второе – адвокату, а третье – ему. Он вскрыл последнее и прочёл прощальные слова Дэвиса Лероя.

Дорогой Авель!

После решения банка мне остаётся только один выход. Жить больше незачем, и я слишком стар, чтобы начинать всё сначала. Хочу, чтобы ты знал: я верю, что ты – единственный человек, который может выйти из этого ужаса с хорошим результатом.

Я составил новое завещание, по которому оставляю тебе остальные семьдесят пять процентов акций группы «Ричмонд». Я понимаю, что они теперь ничего не стоят, но акции позволят тебе занять положение законного собственника группы. Тебе однажды достало ума купить на собственные деньги двадцать пять процентов, поэтому ты заслужил право попробовать достичь соглашения с банком. Всё своё остальное имущество, включая дом, я оставляю Мелани. Пожалуйста, сообщи ей обо всём сам. Не нужно, чтобы она узнала об этом от полицейского. Я был бы счастлив видеть тебя своим зятем!

Твой партнёр и друг

Дэвис Лерой.

Авель перечитал письмо ещё раз, потом аккуратно сложил и убрал в бумажник.

Позднее тем же утром он отправился в университетский кампус и сообщил Мелани новость со всей возможной деликатностью. Он сидел в нервном напряжении на диване, не понимая, что ещё может добавить к формальному сообщению о смерти. Мелани отнеслась ко всему на удивление спокойно, как будто заранее знала, что это случится. Авель не увидел её слёз, – может быть, они появились потом, когда он уже ушёл. Ему впервые в жизни стало жаль Мелани.

Авель вернулся в отель и решил не обедать вообще, лишь попросил официанта принести ему стакан томатного сока, а сам начал разбирать почту. В ней он нашёл письмо от Кертиса Фентона из банка «Континентал Траст». Сегодняшний день явно был днём писем. Фентон получил уведомление от бостонского банка «Каин и Кэббот» о принятии им финансовой ответственности над группой «Ричмонд». До поры до времени бизнес должен идти как обычно, пока не состоится встреча с мистером Дэвисом Лероем, на которой будет рассмотрен вопрос о распродаже всех отелей группы.

Авель сидел, уставившись на послание, а после второго стакана томатного сока набросал письмо председателю совета директоров «Каин и Кэббот», некоему мистеру Алану Ллойду.

Через несколько дней он получил ответное письмо, которым его 4 января приглашали в Бостон, чтобы обсудить с директором по банкротствам вопрос о продаже группы. Банк хотел бы взять эту паузу для того, чтобы разобраться с возможными последствиями внезапной и трагической кончины мистера Лероя.

Внезапной и трагической кончины?!

– А кто был её причиной? – вслух выкрикнул разъярённый Авель, внезапно вспомнивший слова Лероя: «Они подсунули мне какого-то щенка-молокососа… Боже правый, если я ещё встану на ноги, то удавлю его лично, а затем и его банк!» – Не волнуйся, Дэвис, я закончу эту работу за тебя, – громко произнёс Авель.

Все оставшиеся до Нового года недели Авель управлял отелем, строго контролируя персонал и цены, но всё, чего они сумели достичь, – это не утонуть. Он не мог не задумываться над тем, что же происходит с остальными десятью гостиницами группы, но у него не было времени, чтобы выяснить это, к тому же это теперь было за рамками его ответственности.

4 января 1930 года Авель Росновский прибыл в Бостон. Он сел на вокзале в такси, которое доставило его в «Каин и Кэббот», и оказался на месте на несколько минут раньше. Он сидел в приёмной, которая была больше и наряднее любого номера в чикагском «Ричмонде». Он начал читать «Уолл-стрит Джорнел». Газета пыталась убедить его в том, что 1930 год будет лучше. Он в этом сомневался.

В комнату вошла немолодая, строго одетая женщина.

– Мистер Каин готов принять вас, мистер Росновский.

Авель поднялся и пошёл вслед за ней по длинному коридору в небольшой, отделанный дубовыми панелями кабинет, посреди которого стоял огромный, обитый кожей стол, а за ним сидел человек приятной наружности и, как показалось Авелю, примерно того же возраста, что и он сам. У него были такие же голубые глаза, как у Авеля. На стене за спиной у молодого человека висел портрет мужчины, на которого он был очень похож. «Готов поспорить, что это его папаша, – подумал Авель с горечью. – Можете быть уверены, он-то переживёт катастрофу: банки выигрывают в любом случае».

– Меня зовут Уильям Каин, – представился молодой человек, поднимаясь и протягивая руку. – Садитесь, пожалуйста, мистер Росновский.

– Спасибо.

Уильям неотрывно смотрел на невысокого человека в не очень ловко сидящем костюме и не мог не отметить решительность его взгляда.

– Вы позволите мне проинформировать вас о последних переменах ситуации так, как я их вижу? – продолжил голубоглазый молодой человек.

– Конечно.

– Трагическая и безвременная смерть… – начал Уильям, который сам ненавидел неуместную помпезность подобных слов.

«Вызванная вашим бессердечием», – подумал Авель.

– …похоже, возлагает на вас ответственность за управление группой до тех пор, пока банк не найдёт покупателя на отели. При том, что сто процентов акций группы записаны теперь на ваше имя, недвижимость в виде одиннадцати отелей, которые служили залогом полученного покойным мистером Лероем кредита в размере двух миллионов долларов, является нашей собственностью по закону. Это обстоятельство освобождает вас от какой бы то ни было ответственности, и, если вы захотите отстраниться от этой операции, мы с пониманием отнесёмся к такому шагу.

«Оскорбительное предложение, – подумал Уильям, – но я должен его высказать».

«Таковы все банкиры, другого они и не ждут: они считают, что человек тут же выйдет из дела, как только в нём появятся проблемы», – подумал Авель.