Горячий поток иссяк. Валерия растерянно огляделась, присела на низкую, неудобную кушетку и… все рассказала. Все-все. Про Евгения, холодную московскую весну, лиловые сумерки, сырой воздух бульваров, букеты фиалок, которые он дарил ей, мокрую от снега шубку, морозные рассветы на Тверском, где он поджидал ее, опустив стекла в машине… Про его нелепую, страшную смерть, безобразную в своей обнаженной сути – кровь, приторный запах открытых ран, остекленевший взгляд, оскал зубов, холод застывшего тела. Потом она рассказала о своей странной болезни: о кашле, который накатывает ужасными приступами, вместе со страхом, с мурашками по телу, с предсмертной истомой… О депрессии, – когда не хочется выходить из дому, разговаривать, думать, помнить. О… Нет, об одном она все-таки экстрасенсу не рассказала: о рубиновой серьге, которая преследует ее, мерещится фантастическим наваждением, затягивает в какой-то омут не то прошлого, не то будущего… Валерия не сказала ни слова о серьге. Просто не смогла. Язык не повернулся.

Игнат слушал, не перебивая, не выказывая нетерпения, недоверия или удивления. Ему приходилось и не такое выслушивать. У женщины трагически погиб любовник, вследствие чего дама вся в болезнях и депрессии. Вроде все понятно. И все же… Что-то в ее рассказе встревожило экстрасенса, холодком кольнуло в сердце. Чего-то она не договаривала…

Он подошел к угловому столику, поднял черную бархатную накидку, под которой оказался прозрачный хрустальный шар, размером с крупный апельсин. Внутри шара, в самой середине, что-то дрожало, растекаясь к краям, и, словно проникая через границы сферы, исчезало в воздухе, который вокруг шара отдавал бледной голубизной.

Валерия посмотрела на шар, потом, нерешительно, на Игната. Он вложил гладкий и холодный на ощупь шар ей в руки.

– Смотрите в его прозрачную глубину… Она поглотит ваше внимание, и вы сможете увидеть невидимое, неощутимое, как сама постоянно ускользающая от нас суть жизни… Произойдет Великий Переход. Смотрите…

Валерия, волнуясь, держала шар, который оставался все таким же холодным, не согреваясь от ее тепла. Она видела сквозь его струящуюся прозрачность свои длинные пальцы с ярко-красным маникюром, кроваво отсвечивающим внутри хрусталя.

– Смотрите в глубину, в самый центр, – услышала она откуда-то издалека, как будто с другого берега, голос экстрасенса.

Воцарилась неподвижная, мертвая тишина, тяжелая и густая, как расплавленное стекло. Все замерло, застыло и смолкло, как до начала времен, до света и тьмы… Шар помутнел, вбирая в эту пульсирующую, клубящуюся муть, взгляд женщины, поглощал ее всю, втягивая в свое сокровенное розоватое пространство, растворяя в нем. Бледно-розовый отсвет в глубине становился все ярче, разгораясь нездешними цветами, вспыхивая сумасшедшей радугой, разбрызгивая мириады бриллиантовых вспышек, переливающихся в лучах невидимого солнца…

Валерия почувствовала, как туго сжатая внутри нее пружина внезапно разжалась, напряжение растаяло, откуда-то прихлынули необыкновенная легкость, безмятежность и счастье, затапливающее ее, как весенний разлив реки покрывает низкие прибрежные луга… Плотный сгусток горя, отчаяния и страха, который она принесла сюда в своем сердце, исчез; как будто кто-то вынул зазубренную железную занозу, пронзавшую болью и безнадежной грустью ее израненную душу.

Она блаженствовала в океане света, плыла на его волнах, переливающихся от желтого к оранжевому, красному и фиолетовому. Красно-фиолетовый все сильнее увлекал ее, поглощая все ее внимание, туда устремилось все ее существо, до самых потаенных глубин сознания и чувственности. Она вдруг физически ощутила свои мысли, которые впитывали силу из этой лиловой круговерти. Странным образом удавалось наблюдать за ними как бы со стороны.

Лиловые переливы проникли в нее, заполнив ее всю, без остатка, заполнив все окружающее пространство… Больше не было шара, комнаты, экстрасенса. Она оказалась внутри фиолетового пространства, сама была им, и в то же время смотрела на него, чувствуя, что любуется им не одна. Здесь не было тверди, на которой можно было бы стоять. Здесь все было блаженство и свет, легкость, понимание… Повсюду перетекали, непрерывно меняя форму, красные светящиеся облака, нежные, как маки в лучах земного солнца.

Ей вдруг захотелось объяснить самой себе все, что она видит, облекая в несовершенную и скудную форму слов, придуманных людьми, как будто ей было недостаточно чудесной гармонии этого мира света, звучащей, словно вздохи божественной арфы в тишине Вселенной…

Странная обязанность иметь слова, тяготила.

Хрупкая оболочка забвения все еще отделяла ее от этой действительности, но она истончалась. сменяясь легким беспокойством, неуловимым предчувствием, тревожащем ее. Ураган тяжелых эмоций обрушился на нее внезапно, мощным диссонансным аккордом, затопил сознание невыносимой болью…

– Я никогда не смогу этого пережить! Понимаешь?

Отчаяние, сменяясь безнадежной тоской, опутывало ее, подобно плотной паутине, которую она силилась и не могла разорвать. Воля застыла в непробудном безмолвии. О, это ужасное расставание убивало ее душу! Тот, кто сейчас еще рядом, бесконечно дорог ей. Он отнимает у нее счастье, уносит его с собой навеки, а она не в силах позволить, принять это.

– Я не смогу без тебя жить! Я ничего не хочу больше знать и понимать! Я никогда и ни с кем не буду счастлива…

Она почувствовала как полыхнул и разлился вокруг холодный голубой огонь ее неизбывной тоски, уходя светящимися спиралями в бесконечность, отражаясь в облаках бело-синими брызгами пламени.

В этот момент она все вспомнила. Она любила его, этого мужчину из далекого мира. Она вспомнила его, неповторимо прекрасный «голос» его мыслей, и то чувство, которое только он мог вызывать в ней. В нем не было ничего, что могло бы ей не понравиться, что хоть кто-нибудь смог бы осудить. Она желала вечно ощущать его рядом, любоваться мощными вспышками его Силы, красивыми, яркими переливами его чувств, таять от нежности и восхищения, ловить и отражать его прикосновения в упоительном небесном танце. Тогда в гулком молчании и пустоте космоса тихо звучали хрустальные колокольчики, исполняя песню любви…

Яркий белый разряд потрясающей силы полыхнул перед ней, но не принес облегчения. Она догадалась, что он хочет ее утешить. В его душе есть только любовь и нет места страданию. Он совершенен, и ее выбор был любить именно его.

– Не надо так. Ты же знаешь, для нас никогда ничего не кончается. Я буду любить тебя всегда… Я найду тебя, где бы ты ни была, кем бы ты ни стала.

Желто-оранжевые волны бережно приподняли и опустили ее, укачивая, словно маленькую глупую девочку, превращая всю силу ее страдания в безвольный вздох безнадежности. Голубоватое сияние вокруг нее угасло.

– Это подарок тебе, смотри. Когда-нибудь он снова соединит нас, и тебе больше никогда не придется переживать такое… Дороги не только расходятся, но и сходятся. Жди… Я буду рядом всегда, если захочешь. Когда-нибудь ты все поймешь и простишь меня.

Небольшой фиолетовый кусочек пространства вдруг стал отвердевать прямо перед ними. Темное облачко сгущалось, становилось все плотнее, пока не превратилось в темный, как звездное небо, бархат, на котором виднелись красные переливы отраженного света облаков. Он остановил этот свет, собрал его в центре. На кусочке бархата задрожали две красных слезинки, пролитые любовью… Они отвердели, сверкая, превращаясь в камни. Перед ней горели алым, ослепительно сияли два рубина.