— Все переменится, — повторил сам себе Конрад, поднимаясь на борт дангии. Эти слова звучали для него самой обнадеживающей и приятной из молитв. — Очень скоро все переменится!

8 октября 1189 года, ближе к вечеру.

Замок Ренн-ле-Шато, Предгорья Пиренеев.

Франческо ничуть не огорчился, когда на него взвалили обязанности прислуги за все и вежливо дали понять, что его присутствие при разговоре с хозяевами замка нежелательно. Его отец и многочисленные родственники всегда твердили: «Помни, для всех, кто живет за пределами нашей страны, мы, итальянцы, немногим лучше крещеных евреев. Особенно это относится к людям благородного сословия, которые с удовольствием берут в долг наши деньги, но не пустят нас даже на порог своего дома».

Как не грустно, приходилось признать, что умудренная опытом родня по большей части права, хотя исключения случаются из любого правила. Франческо твердо верил, что ему опять неоправданно повезло и на его дороге встретилось даже не одно, а целых два исключения. Потому он собирался как можно тщательнее проследить за вещами попутчиков и тем, где их разместят — ведь им наверняка предстоит задержаться тут не меньше, чем на два-три дня. Он надеялся, что в скором времени им удастся повидать монну Изабеллу (Франческо никому бы не признался, как скучает по своей покровительнице) и что переговоры закончатся успешно. Ему не нравилось это место — угрюмо-торжественное, вознесенное к холодному небу и продуваемое всеми ветрами.

Гостям отвели комнаты в одной из башен полуденной стороны, чьи нижние ярусы переделали под жилые помещения. Франческо втайне обрадовался, когда выяснилось, что не придется лично таскать имущество спутников из конюшен вверх по крутым лестницам: за него это проделали здешние слуги. Он прошелся по новому жилищу, и хмыкнул, сравнив себя с обнюхивающей углы незнакомого дома собакой.

Им досталось две соединенных вместе комнаты — гостиная и спальня, имевших один выход в узкий, лепившийся к стене башни коридор. В его дальнем конце начиналась витая лестница на следующий этаж, другой по такой же лестнице жильцы спускались вниз. Комнаты показались Франческо темноватыми и холодными, хотя в очагах трещали сухие поленья, а развешанные по стенам ковры должны были сохранять тепло. Даже не задумываясь о подоплеке сделанного, незваный гость с усилием приподнял край ковра и пожал плечами, узрев ожидаемое: белесые пятна плесени, расползающиеся по давно не подновлявшейся штукатурке. Ковры тоже показались ему не Бог весть чем: хоть и привезенные из Арраса, города на полуночи Франции, известного своими ткачами, но не лучшего качества и уже начавшие кое-где протираться. Странно. Если хозяева замка — богатые люди, могли бы себе позволить обзавестись хорошими вещами. Или в этих комнатах обычно никто не живет и сюда складывают отслужившие свое предметы обстановки?

Из любопытства он передвинул тяжелый стул, взобрался на его и выглянул в забранное толстой решеткой окно, больше смахивающее на бойницу, но увидел только массивные зубцы тянувшихся понизу крепостных стен и плавную линию далеких зеленоватых холмов.

Спрыгнув на пол, Франческо продолжил осмотр, одновременно возясь с небрежно сваленной у порога кучей пожитков и раскладывая их по надлежащим местам. Большую часть он оттащил в спальню, решив заняться ими попозже. Драгоценный мешок с загадочными ящичками Франческо, поразмыслив, затолкал в самую глубину пустующего хозяйского сундука, предоставленного гостям, завалив несколькими наиболее тяжелыми вьюками. Вряд ли кто рискнет в первый же день обшаривать имущество гостей, а ежели его компаньоны поведут себя достаточно убедительно, этого вообще не случится. Но предосторожность никогда не помешает.

Работая, Франческо вполголоса болтал сам с собой. Он с детства не мог избавиться от этой привычки и потому никогда не забывал следить, чтобы поблизости никого не оказалось. Звук собственного голоса придавал ему уверенности, особенно когда он находился в незнакомом и вызывавшем смутные опасения месте. Франческо слегка завидовал своим попутчикам, хотя отлично сознавал, что зависть — отвратительное и грешное чувство. И все же он ничего не мог с собой поделать. Он завидовал их уверенности в себе, решительности и целеустремленности, далекой и возвышенной цели их путешествия, и даже умению ладить между собой при всей несхожести характеров. Какой-то частью души ему хотелось стать хоть немного похожим на них, но другая часть, более приземленная и рассудочная, откровенно посмеивалась, назойливо напоминая: «Помни свое место. Ты — торговец из Италии, они — дворяне и рыцари. Монна Изабелла совершенно верно говорила: мы ходим разными путями. Так заповедовано от начала времен, так и останется».

Кроме застенчивой, слабой зависти вторым преобладающим чувством Франческо в последние дни стала благодарность. Ничто не обязывало его неожиданных спутников отправляться вслед за ним сюда, в этот странный и пугающий замок среди каменистых холмов. Ничто, кроме данного слова, и Франческо мысленно пожелал им успеха в беседе, ведущейся сейчас где-то в другом конце крепости. Его воспитывали в убеждении всегда возвращать любые долги, от денежных до тех, что относятся к взаимоотношениям меж людьми, и с самого первого дня столь неожиданного знакомства с английскими рыцарями он решил, что когда-нибудь с лихвой возместит им все сделанное ради него и монны Изабеллы. Они убедятся, что даже презренным торговцам известна такая вещь, как признательность. Франческо смутно представлял, каким образом он это сделает, но не сомневался, что рано или поздно выполнит свое обещание.

Комнаты постепенно приобретали все более жилой и уютный вид. Закончив с вещами, Франческо хозяйственно проверил оба огромных очага, выложенных плитами желтоватого гранита, подкинул в них поленьев, зажег пару свечей в стоявшем на столе медном шандале, и уселся на низкой скамеечке возле пасти камина в гостиной, смотря на огонь. Ему всегда нравилось созерцать домашнее, прирученное пламя, и размышлять о том, о сем. Отец бы непременно разозлился, застав его за ничегонеделаньем, но Бернардоне-старший пребывал слишком далеко, чтобы задать сынку-мечтателю очередную заслуженную трепку.

Сегодня у него имелось множество предметов для обдумывания, но кое-какие из них Франческо сразу же загнал в самый темный угол сознания. Ему не хотелось вспоминать о разоренной часовне, о загадочных бумагах и том, удастся ли им добиться своего и поскорее выбраться отсюда. Он подумал о монне Изабелле, тщетно попытался убедить себя, что мессир Дугал прав и ей ничто не угрожает, но в итоге встревожился еще больше. Зная свой характер, он мрачно подумал, что, если не сможет быстро успокоиться, то навоображает невесть чего, начнет метаться по комнатам, вздрагивая от каждого шороха, и, когда господа рыцари вернутся, их взорам предстанет издерганное, готовое вот-вот удариться в панику существо. А им в ближайшее время понадобится вся имеющаяся в их распоряжении сообразительность и изворотливость.

— Разузнать, чем дышат обитатели замка, — вслух произнес Франческо. — Думаю, можно начать прямо сейчас. Вряд ли кто обратит слишком пристальное внимание на прогуливающегося гостя, а я наверняка наткнусь на что-нибудь полезное.