— И кто это сделает? — вздохнув, спросил я, догадываясь, что у него уже и кандидатура есть.

— Третьего дня к нам пришли люди, — вкрадчиво сообщил мне Оружейник. — Как это обычно и бывает, в ночи, на огонек. Так среди них есть девушка по имени Берта, скромное и милое существо. Очень добросовестная, очень честная, короче, такая, какой и должна быть порядочная еврейская девушка из хорошей семьи. Кстати, Сват, вы ведь мужчина молодой, вам без женщины нельзя. А лучшая жена — таки еврейка, это знают все. Я бы на вашем месте присмотрелся к Берте, с ней вы будете не просто счастливы, с ней вы узнаете, что такое рай на земле. Я по вашим глазам вижу, что она вас уже…

— Забирайте, — замахал руками я. — И завтра утром я хочу услышать бизнес-план, прости господи. Жека, приставь к ним пару человек, пусть приглядят за нашими коммерциенратами. И вот что еще, Оружейник…

— Да-да? — Он уже явно размышлял о чем-то своем.

— Говорить можно, торговать — нет, — очень строго приказал я.

Старый еврей переглянулся с Эмиссаром, на лицах у них было то выражение, которое появляется у взрослых при забавном лепете ребенка.

— Само собой, — наконец ответил мне Оружейник. — Даже не сомневайтесь. Да, Сват, вы как хотите, но вам тоже надо с ними поговорить. Это не просто мое пожелание, ни боже мой, это часть тактики.

— Ну прямо как на войне, — ухмыльнулся Жека.

— Что ваша война по сравнению с бизнесом? — ласково, по-отечески, сказал ему Оружейник. — Это даже сравнивать нельзя. Война — это так, побегать, пострелять, если повезет, сжечь пару деревень. А деньги — это подлинная власть. И единственная. Войны начинают не солдаты, войны начинают финансисты. И заканчивают их тоже они.

— Так нет тут денег-то пока, — фыркнул Жека, всегда несерьезно относившийся к презренному металлу.

— Будут, — заверил его Оружейник. — Может, они и станут называться по-другому, может, это будут патроны или ракушки, но что-то такое будет непременно. И будут те, кто с помощью денег станет повелевать остальными. Не править, а повелевать. Вы, Жека, человек войны, человек действия, — и это хорошо, такие нужны всегда. Но вы не смотрите вперед, вы оглядываетесь вокруг себя. А Сват — он посмотрел вперед и увидел главное. Не потенциал, но перспективу.

Льстит, шельма. Но приятно.

— Так я могу рассчитывать на то, что вы к нам присоединитесь? — настойчиво спросил Оружейник, который за эти минуты как-то неуловимо поменялся. Забавный старичок как будто сбросил одну свою личину и натянул другую. Это был кто угодно, только не кладовщик, скандалящий из-за дюжины патронов или фляжки.

— Я непременно это сделаю, — пообещал я Льву Антоновичу. — Не сомневайтесь.

— Надо держаться строго, но дружелюбно, — немедленно сказал мне тот. — Ничего не обещайте, много не говорите и непременно делайте бровями вот эдак. Мол, будет вам и белка, будет и свисток. Может быть. Держитесь достойно, смотрите многозначительно. Пусть они гадают потом, что у вас за душой. И еще, пусть у вас за спиной маячат человека три из этих ваших молодых душегубов. С автоматами, в форме. Это будет нелишним.

— Хорошо, — согласился я. — Как скажете.

Что-то мне подсказывало, что тут старого еврея следует слушать, поскольку в этих вопросах мне до него, как до луны пешком.

— Петя, нам пора, у нас много дел, — поманил пальцем Эмиссара Оружейник. — Надо найти Берту, все ей объяснить. Не подскажете, когда прибудет караван?

— К вечеру, — ответил ему Голд. — Там много всего.

— Много не мало, — важно сказал Оружейник, сделал нам ручкой и удалился.

— Даже не выяснил, чего там много, — засмеялся консильери и потер руки. — Однако все в пропорции. Есть новости плохие, но есть и хорошие. Эти двое все сделают как надо. Само собой, и к их рукам что-то прилипнет, но это нормально.

— А им точно можно верить? — засомневался Жека. — Больно они хитрые. Вон как оживились. А если…

— Не будет тут «если». — Голд даже руками на Жеку замахал. — Им это невыгодно. Баланс, понимаешь?

— Нет, — не постеснялся признаться Жека. — Но тебе виднее. Да и прав он — не мое это все. И закрыли эту тему. Скажите лучше, чем мы обогатились. Оружие есть? Что там в схроне вообще было?

Я и сам не заметил, как заснул. Я еще какое-то время разбавлял рассказ Голда своими «угу» и «ага», радовался Жекиным «Ого, орудия!», но в какой-то момент просто отключился.

На самом деле «выносливость» реально портит жизнь. В том мире можно было при необходимости подстегнуть организм соответствующими препаратами, что не очень полезно, но достаточно действенно. А тут — нет, такой номер не пройдет. Не хочешь потери координации, остроты зрения и ловкости движения — спи и ешь по часам. А коли нет, коли выносливость упала до нуля, тебе остается только ждать, пока она восстановится, а до тех пор ты бревно. Причем в случае нулевых показателей — в прямом смысле. Лежи и жди, недвижимый и беззащитный. Впрочем, это еще не пиковый вариант. А вот если, например, в тебе весу двести кило, и он превышает количество твоих сил, которые были выданы на старте? Это же вообще кошмар. И ведь наверняка такие бедолаги в Ковчеге тоже очутились.

Меня разбудил Голд, в руках у него была алюминиевая дымящаяся кружка.

— Подъем. — Он еще раз потряс меня за плечо. — Петушок пропел давно.

— Какой петушок? — просипел я и принял у него кружку. — Этих пока никто еще не видел. А жаль. Куры — хорошее дело. Мясо, яйца.

— Ты становишься хозяйственником, — без иронии сказал Голд. — Это нормально. Только не увлекайся очень этим делом, все равно экспертом тебе не быть, не тот ты человек, а времени оно жрет много.

— Ничего из того, что ты мне сейчас сказал, не понял, но ты меня убедил.

Я отхлебнул из кружки горячего варева. Это был какой-то ароматный травяной сбор с приятным, чуть терпковатым вкусом.

— Ого! — Я показал глазами на коричневого цвета напиток. — Чье изобретение?

— Коллективное творчество. — Голд взял у меня кружку и сам из нее отхлебнул. — Молодцы, да? Не кофе, конечно, но бодрит.

— Ага. — Я отобрал кружку обратно. — Сам поспал?

— Несколько часов, — кивнул он. — Жалко времени, но приходится. Ладно, допивай и идем. Не терпится мне с этими слугами Речного Зверя пообщаться. Дай еще отхлебнуть.

Я отдал ему кружку и потер щеки ладонями, разгоняя остатки сна.

— Давай тогда ты беседу с ними веди, — повертел я головой, высматривая свой ремень, который с меня кто-то снял, видимо, когда я отключился. Вот же позор… У Жеки ствол под подушкой всегда, а с меня тут чуть ли не одежду снимали, и я даже не чухнулся.

— Идет. — Голд встал с табурета, и я увидел наконец часть своей амуниции. — Ты чего?

— На пистолете моем сидит и спрашивает, в чем дело? — возмутился я. — Ты сам-то не заметил, что у тебя под задницей что-то есть?