Слава богу!

Август лежал, стиснув зубы и крепко зажмурившись.

А потом он тоже сделал вдох и ушел под воду.

Обратно он не вынырнул.

Кости его перестали светиться, и сходство со скелетом малхаи исчезло. Сейчас Август выглядел совсем как человек. Долговязый мальчишка-подросток с черными кудрями и светлой кожей.

Кейт отсчитывала секунды от его последнего вдоха. Может, его надо вытащить?

Тем временем Август вынырнул на поверхность и медленно сел. Капли воды стекали по его щекам и подбородку. Глаза Августа не полыхали огнем, но и прежними, светло-серыми они не стали. Они сделались темнее, цвета графита и глубоко запали на его осунувшемся лице.

Кейт осторожно положила свою ладонь на его руку. Август напрягся, но не отшатнулся. Его кожа остыла и больше не обжигала.

– Кейт, – пробормотал он. Взгляд его то сосредотачивался, то туманился снова.

– Я здесь, – отозвалась она. – Где ты?

Август сглотнул.

– Лежу на кровати, – прошептал он. – Слушаю музыку, а мой кот Аллегро грызет уголок книги.

Кейт едва не расхохоталась. Какой обыденный ответ! Рука его вновь стала излучать жар, и Кейт позволила своим пальцам соскользнуть по стенке ванны.

Душ, который до сих пор не выключил Август, напоминал шум дождя.

Кейт выудила из-за пазухи серебряный медальон и рассеянно потерла кулон.

– Твой дом, – устало проговорил Август, и Кейт не поняла, вопрос это или утверждение.

– Был, – ответила Кейт, теребя подвеску.

Август кивнул.

– Кейт, почему в мире столько теней и так мало света?

– Не знаю, Август.

– Я не хочу быть монстром.

– А ты и не монстр, – утешила его Кейт.

И только когда она произнесла эти слова, Кейт поняла, что сама в это верит.

Да, Август действительно оказался сунаи – но он не был ни злым, ни жестоким. Он не походил на чудовище.

Он просто был тем, кто хочет быть кем-то другим, а не тем, кем является.

Кейт его прекрасно понимала.

– Больно, – пожаловался он.

– А что делать? – спросила Кейт.

– Быть. Не быть. Поддаваться. Держаться. Но что бы я ни делал, мне всегда больно.

Кейт склонилась к нему.

– Такова жизнь, Август, – вымолвила она. – Ты ведь хотел почувствовать себя живым? Не важно, монстр ты или человек. Жить больно.

Она подождала, скажет ли он еще что-нибудь. Интересно, почему она не ощущает побуждения говорить? Может, у нее не осталось никаких секретов? Или она просто привыкла к нему?

Когда молчание сделалось невыносимым, Кейт встала – от сидения на кафельном полу ноги затекли – и вышла в коридор, а оттуда – в первую дверь налево.

Она переступила порог своей комнаты.

Желтые обои в ее спальне давно запылились и потускнели – раньше их цвет был ярким и смахивал на те краски, которые выбирают дети, когда рисуют солнце. Зато теперь их оттенок походил на цвет настоящих лучей, пронизывающих утренний лес.

Кровать была узкой, но мягкой, а над ней висели рисунки, прикрепленные кнопками.

Кейт порылась в ящиках и нашла старый дневник и кое-что из одежды – вещи, которые она не захотела брать в И-Сити. Конечно, все было ей мало, но переодеться все равно требовалось, и потому она отправилась в конец коридора, к маминой комнате.

Дверь оказалась неплотно прикрыта и сразу же распахнулась.

Комната была сумрачной, с задернутыми шторами и аккуратно застеленной кроватью. Кейт пронзила боль. Если бы она закрыла глаза, то увидела бы, как она валяется на постели и читает, а мать, балуясь, накрывает ее подушками.

Кейт неторопливо пересекла комнату, ступая по травинкам, которые проросли через доски пола, и опустилась на кровать. Она не обратила внимания на шлейф пыли, который взметнулся, когда она села на покрывало. Комната пахла мамой, и даже не успев сообразить, что она делает, Кейт бросилась на подушки и уткнулась в них лицом.

«Я дома», – успела подумать она, когда воспоминания поглотили ее.

С момента их возвращения в И-Сити прошло четыре месяца, но Кейт все еще не могла спать. Каждую ночь ей снились монстры – зубы, когти и красные глаза, – и она просыпалась с криком.

– Хочу домой, – говорила она матери.

– Но мы дома, Кейт.

Кейт мотала головой. Пентхаус почему-то пугал ее и не внушал ей доверия.

Кейт помнила истории, которые мать рассказывала ей. Это место было совершенно иным. Чужим. Незнакомым. Здесь не было ни счастливой семьи, ни любящего отца – только тень, которая пряталась от Кейт по углам, да монстр, следующий за Харкером по пятам.

– Я хочу домой! – просила она всякий раз, когда просыпалась.

– Домой! – умоляла она, когда мама целовала ее на ночь.

– Домой!

Алиса похудела – и она часто плакала.

Город пожирал ее, кусок за куском. И однажды ночью мать сказала: «Хорошо».

– Я поговорю с твоим отцом, – пообещала она. – Мы что-нибудь придумаем.

В ту ночь, когда произошла авария, Кейт спала в своей комнатке с фиолетовыми тенями.

– Вставай, Кейт, – разбудила ее мать.

На щеке Алисы алело пятно – отпечаток с буквой «Х» посередине, след от кольца Келлума Харкера, там, где он ее ударил.

Плутание по огромному пентхаусу. Разбитое стекло. Перевернутое кресло. Дверь кабинета отца – разумеется, запертая.

Кейт с трудом стряхнула с себя остатки сна. Ее ноги заплетались.

– Куда мы идем? – спросила она в лифте.

Она повторила тот же вопрос в гараже.

– Мама, куда мы едем? – хныкала Кейт, когда мотор машины заработал.

– Домой, Кейт, – ответила Алиса.

Но они туда не добрались.

Кейт села. Слезы щипали ей глаза и текли по ее лицу. Она вытерла их тыльной стороной ладони.

«Я хочу домой».

То были ее слова. Всегда. Она повторяла их сотни раз. Когда они исказились, перепутались, изменились?

Мольба в ночи, отпечаток кольца отца на щеке матери…

Что еще она позабыла?

Картина аварии всплыла в памяти. Недостающие фрагменты встали на место. Ослепительная вспышка фар, как будто они выехали на встречную полосу – но они не выезжали! Вильнула другая машина! А затем – короткий вскрик матери и поворот руля – Алиса пыталась уйти от столкновения. Но было поздно. Чудовищный удар, скрежет металла, звон бьющегося стекла и новая вспышка, когда Кейт врезалась головой в окно.