— Слушается уголовное дело по обвинению гражданина Владислава Викторовича Тишко и гражданки Ольги Леонидовны Максимовой, обвиняемых в совершении мошеннических действий, направленных на завладение чужим имуществом с целью незаконного обогащения… — громыхнул бас судьи Таранова.

Засверкали вспышки фотокамер, журналисты дружно вытянули вперед руки с диктофонами.

После дежурных фраз о правах обвиняемых и потерпевших, сроках расследования и мерах пресечения Таранов обратился к прокурору:

— Государственный обвинитель, прошу вас изложить предъявленное подсудимым обвинение. Будьте добры.

— Гражданин Тишко Владислав Викторович и гражданка Максимова Ольга Леонидовна обвиняются в том, что создали организованную преступную группу и путем обмана нескольких человек, а также злоупотребляя их доверием, получали по их документам банковские кредиты, не собираясь их вернуть, и обратили их в свою собственность, то есть совершили мошеннические действия с целью обогащения, нанеся значительный материальный ущерб не только пострадавшим, но и банковским учреждениям.

Упомянутые банковские учреждения в лице пятерых почти неотличимых друг от друга, как братья-близнецы, сухопарых мужчин неопределенного возраста в очочках и серых костюмах-тройках сидели на первой скамейке.

Миниатюрная прокурор Кириллова начала говорить, еще не успев встать с места, словно торопилась убедить суд в безоговорочной виновности подсудимых:

— Таким образом, Тишко и Максимова обвиняются в совершении преступления, предусмотренного частью 4 статьи 159 Уголовного кодекса Российской Федерации, то есть в мошенничестве, совершенном организованной группой, в особо крупном размере… Кроме того, Тишко с целью сокрытия преступления совершил покушение на убийство Кузнецовой Натальи Владимировны и ее малолетнего сына Арсения Кузнецова и обвиняется в совершении преступления, предусмотренного частью 3 статьи 30 п. «а, к», частью 2 статьи 105 УК РФ, то есть покушение на убийство двух или более лиц с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение, а также в совершении преступления, предусмотренного статьями 139 и 222 УК РФ — незаконное проникновение в жилище, а также незаконное приобретение, хранение, ношение оружия.

После обсуждения вопроса о том, насколько понятно предъявленное обвинение подсудимым и признается ли оно ими, суд, по ходатайству прокурора, посчитал необходимым дать слово потерпевшим.

К трибуне стали выходить пострадавшие женщины, давая однообразные, как под копирку, показания.

— Я его полюбила… Он обещал жениться… А потом пропал. И паспорт мой тоже. А потом банк начал требовать выплат по кредиту, который я не брала…

— Вы пытались найти Тишко? Связывали потерю паспорта с кредитом, выданным на ваше имя? Почему не подали заявление в полицию? — сыпала вопросами крохотная напористая прокурорша.

— Я думала, что просто потеряла свой паспорт. Заявление писала, чтобы новый получить, но на Владика я не думала! Да, я искала его… но телефоны не отвечали, с квартиры он съехал… Я ждала, понимаете — ждала, потому что у него какая-то важная секретная работа, он вынужден исчезать надолго, он предупреждал…

Когда это сказала третья по счету женщина, судья не удержался и хмыкнул:

— Неужели вы этому верили?

— Я любила его, — опустила глаза блеклая блондинка с заплаканным лицом, Светлана Данилова. — А когда любишь, то веришь. Всему! Даже откровенной глупости и ерунде. И потом, он же мужчина, а паспорт женский… кто же знал… — Данилова посмотрела на Ольгу, но тут же отвела взгляд.

Судья, словно устыдившись своей резкости, отвернулся и вздохнул.

— Конечно, я начала понимать, что исчезновение Тишко, пропажа паспорта и непосильный для меня кредит в банке — звенья одной цепи. Но поймите, — по лицу Светланы потекли крупные слезы, — поймите, если бы я поверила в это, я не смогла бы жить! Поэтому я отказывала себе во всем, голодала, продавала из дома все ценное, чтобы заплатить ежемесячный взнос, и ждала, ждала Владика… Я жила только надеждой, что он вернется…

— А я была беременна от него! — вскочив с места, выкрикнула брюнетка лет тридцати. — Подонок! Я продала дачу, мебель, все свои украшения, потратила сбережения, но главное — я сделала аборт, и теперь у меня никогда не будет детей!

Она разразилась рыданиями, близкими к истерике. Таранов постучал молотком, призывая к порядку.

Камеры жадно снимали, как приставы отпаивают водой рыдающую девушку.

Натка почувствовала дурноту. Она так ни разу и не решилась посмотреть на Влада.

— Спокойно, — сказала Лена, сжав ее руку, а Таганцев опять ободряюще дотронулся до плеча.

И только Говоров даже не посмотрел в ее сторону, боясь, очевидно, встретиться с Леной взглядом.

Следующей показания давала Ася. Уж она-то не стала мямлить про любовь и страдания.

— Я сразу все поняла, — отрезала Ася. — И объявила Тишко войну. Потому что он — опасный преступник! И должен сидеть в тюрьме! А он еще, оказывается, с сестрицей на пару работал. Подонки!

Ольга опять усмехнулась — нагло, презрительно, словно не она здесь была подсудимой, а все, кто присутствовал в зале.

— Вы думаете, мне просто было уговорить их, — Ася кивнула в сторону девушек, — дать показания против Тишко? Они вот про любовь тут говорят, а сами… сами его боятся! Потому что одно преступление всегда влечет за собой другое, более страшное. Тишко столько наворовал, что рано или поздно начал бы убивать. И он начал! — Ася выкрикнула последние слова, и Таранов снова постучал по столу молотком, призывая к порядку…

У Натки был один проверенный способ взять себя в руки — представить, что это происходит не с ней…

В критических ситуациях, например, когда Владик ломился в квартиру, этот способ не помогал, а вот на экзамене в школе достаточно было вообразить себя сторонним наблюдателем, и страх уходил, а голова прояснялась.

Когда Натку вызвали как потерпевшую, она поняла: единственное спасение — представить, что ты смотришь кино…

И паника отступила, колени перестали дрожать, судья показался милым и доброжелательным.

— Вы не преувеличиваете, утверждая, что Тишко хотел вас убить? Может быть, это был «любовный порыв»? — уточнил адвокат Влада.

— Он стрелял, — коротко ответила Натка. — Пули были настоящие, пистолет тоже. Если бы он попал в меня или в Сеньку…

— Ваша честь, протестую! Вопрос некорректный, — сказала Кириллова.

— Протест принят, вопрос снимается. Хотя вы уже ответили, ответ не будет занесен в протокол судебного заседания, — кивнул судья.

— Вы меня простите, но лучше мой ответ занесите… В протокол, — неожиданно уперлась Натка.

Лена даже тихо присвистнула. Вот так сестрица! Молодец!

— Ну, если вас это не смущает, — пожал плечами судья. — Секретарь, занесите ответ в протокол, — произнес Таранов.