Толпа явно пришла в ужас от такой перспективы. Магия сильна, но дароменский батальон с требушетами, взявший в осаду ваш город, тоже не слаб. Рассказывая это своему народу, принц обосновал необходимость казни Нэва-трис и остальных членов Тайного Общества. Только была одна маленькая проблема: Нэва-трис улыбалась.

– Вы абсолютно правы, мой принц.

– Вот дерьмо, – пробормотал Дюррал.

– Что? – спросила я.

– Принц зарвался.

Нэва-трис снова повернулась лицом к толпе.

– Если медекская девочка покинет это место, обладая подобными сведениями, она непременно побежит к нашим врагам. Она выдвинет против нас те же нелепые обвинения, которые сейчас озвучил принц. Он считает своих верных лорд-магов изменниками, называя наши исследования предательством, хотя должен ратовать за открытия, которые мы бы наверняка сделали, будь у нас больше времени и больше… материала.

Дюррал стиснул моё плечо, чтобы я не бросилась на магичку. Я и не собиралась – это было бы глупо. Нет, я планировала подождать, пока она отвернётся, и только потом всадить ей нож в спину.

– Дароменская империя накинется на наши города, – продолжала Нэва-трис. – И сокрушит их своими боевыми машинами. Они будут проливать нашу кровь. Они обрушат огонь на каждый Дом джен-теп, каждую семью джен-теп, каждого ребёнка джен-теп. Они не прекратят, пока не убедятся, что должным образом нас запугали… как это делал принц все последние годы. Однако…

– Вот оно, – сказал Дюррал.

Нэва-трис подняла палец, не позволяя принцу перебить её. Затем этот палец вытянулся и указал на меня.

– Однако мы можем принять меры, чтобы враги никогда и ничего не узнали.

Только теперь я окончательно поняла, что происходит на самом деле. Эксперименты Мет-астиса, идиотское стремление Тайного Общества предотвратить какую-то воображаемую угрозу со стороны медеков – всё это было частью политической игры и интриг. Нэва-трис и её сторонники действовали втайне от принца клана, чью пассивность и изоляционизм они считали недостойными великой нации. Это никакая не война. Даже не переворот.

Это игра в покер.

Я? А я до сих пор была картой в чьей-то руке, ожидающей, пока её разыграют. Двойка листьев – самая слабая карта в колоде магов джен-теп.

Но в покере, как и в магии, любая карта может стать джокером. Просто нужно нарушить правила.

Дюррал прав: ни одна нация не мыслит себя злой. Ни один народ не желает считаться тираном. Люди не стремятся быть жестокими. Каждый хочет верить в собственную порядочность.

Не все разделяли желание Тайного Общества казнить нас с Дюрралом, чтобы их собственные преступления не вернулись и не стали преследовать джен-теп. В толпе послышались возмущённые крики.

Угасло ли в тот момент моё праведное негодование? Избавилась ли я от предубеждения? Люди смотрели на грустного маленького медека, пострадавшего от рук бессовестных магов, и на многих лицах я видела чувство вины и стыда, мерцавшее как пламя свечи. Неужели это не заставило меня задуматься: может быть, бедственное положение моего народа – результат заблуждения, а не злого умысла?..

Нет.

Война – это не оплошность. Резня – это не случайность. Джен-теп хотели забрать себе то, что принадлежало нам – и забрали.

Дюррал не раз указывал мне, что медеки тоже некогда отняли эти земли у тех, кто жил там до нас. В языке моего народа есть семь разных слов для обозначения раба, и это вряд ли рисует добродетельную картину нашей истории.

Но мои соплеменники страдали не в прошлом. Они умирали в настоящем. Нас было слишком мало, чтобы когда-нибудь снова стать народом. Мы растворялись в тумане времени, превращаясь в миф о некромантах, которые поклонялись демонам, ели младенцев и убивали своих врагов с помощью запрещённой магии.

А джен-теп? Ну, они были благородным народом. Джен-теп сражались только тогда, когда не оставалось иного выхода. Джен-теп применяли насилие с изяществом целителя, раздающего лекарства: они хоть и неприятны на вкус, но необходимы для сохранения жизни. Казнить невиновного? Нет, это ниже их достоинства.

– Ты хочешь добавить хладнокровное убийство к тем преступлениям, которыми вы уже запятнали наш народ? – требовательно спросил принц клана, оборачиваясь к Нэва-трис.

Казалось, одно её неверное слово может вызвать бурю магической ярости, грозящую вырваться из сверкающих полос его татуировок и праведного гнева в его сердце.

«Как мило с его стороны было вызвать такие страсти из-за одного ничтожного медека, – подумала я, – учитывая, что он наверняка знал о боевых отрядах молодых магов джен-теп. Тех, которые – с одобрения или при попустительстве клановых принцев вроде него – до сих пор охотятся за нами, чтобы доказать свою полезность».

Может быть, просто труднее казнить человека, если ты услышал историю его жизни?

Впрочем, Нэва-трис не испугалась гнева своего правителя. Безмятежность на её лице заставляла его казаться меньше по сравнению с ней.

– Если вам так претит убийство этой медекской девчонки, – небрежно сказала магичка, – то давайте поступим так, как изначально планировало Тайное Общество.

Она махнула рукой в мою сторону.

– Мы создадим оковы разума вокруг её воспоминаний. Внесём изменения, которые необходимы для защиты нашего народа. Девушка будет помнить лишь то, что она сирота. Странствовала по дорогам, пока не встретила благородного аргоси, который затем её удочерил.

Если б хоть кто-то из богов, которым поклонялись мои предки, был реальным, небеса бы разверзлись и божество спустилось бы в наш печальный мир смертных, чтобы вделать Нэва-трис по роже.

– В этом предложении есть свои плюсы, – вынужден был признать принц клана.

Он обернулся ко мне и с трусоватым сочувствием сказал:

– Ты утратишь воспоминания, которые вряд ли принесут что-нибудь, кроме боли, зато не придётся расставаться с жизнью. Вдобавок я обещаю предпринять шаги, чтобы в моём клане и во всех землях джен-теп запретили обычаи, несущие медекам страдания. Война кончилась триста лет назад. Пора и ненависти умереть.

«И тогда, – подумала я, – никому здесь не нужно будет тревожиться, что правда об экспериментах Мет-астиса и Тайного Общества выйдет наружу. Все выигрывают».

– Да, – сказал принц клана – больше себе, чем мне, – это самый гуманный выход из положения.

Океан облегчения залил лица толпы, заполонившей оазис. Чудо, что их волосы не промокли.

– Есть одна небольшая проблемка, – сказал Дюррал, лениво вертя в руках стальную колоду.

– И какая же, аргоси? – спросил принц клана.

Дюррал развернул карты веером; их острые как бритва края блеснули в полуденном свете. Он выбрал одну, казалось бы, наугад и осмотрел её.