— Не надо сейчас об этом, — поспешно сказал Оуэн. — Будем решать проблемы по мере их возникновения. Договорились? А сейчас начнем готовиться.

Он водрузил на стол кожаный мешок, валявшийся в углу каюты.

Пен с невольным интересом наблюдала, как он вынимал из мешка старые потрепанные вещи: синее холстяное платье, черную юбку.

— Это для меня?

Она не могла сдержать отвращения и не сморщить нос от затхлого запаха.

— Отберите, если сможете, — сказал он. — Вам помочь? Ей пришлось согласиться, ибо сама она была бы не в силах ни расшнуровать корсет, ни рыться в этих мерзких одеждах.

— Откуда их взяли? — спросила она с дрожью в голосе. — Быть может, они заразные?

— Уверяю вас, они выглядят хуже, чем есть на самом деле. Все вещи стираные. Смело надевайте их.

Он помог ей завязать ленты на синем платье с таким глубоким вырезом, что оно едва прикрывало соски грудей.

Склонив глаза на свою вздымающуюся из декольте грудь, она не могла удержаться от замечания:

— Никогда не думала, что я так щедро наделена природой. На что Оуэн не замедлил ответить:

— Большую роль в этом сыграл фасон вашего нового наряда.

Обмен репликами немного уменьшил напряжение.

Тем временем Оуэн вытащил из мешка какую‑то коробочку, открыл ее и попросил Пен подойти ближе к свету лампы.

В коробке оказались кисточка, темная пудра и густая сероватая паста. Он повернул к себе лицо Пен и принялся за работу.

— Что вы делаете? — не выдержала она, когда он кончиками пальцев втирал ей пасту под глазами.

— Стараюсь, чтобы вы стали похожи на шлюху, с которой, помимо всего, плохо обращаются, — ответил он.

Пен передернулась и больше ни о чем не спрашивала. Наконец Оуэн завершил свой труд, отступил на два шага и оглядел сделанную работу, как художник законченную картину.

— Думаю, так подойдет, — изрек он. — Будете вне подозрений.

— Хотелось бы взглянуть в зеркало, — сказала она.

— Боюсь, вам не очень понравится то, что увидите, но если настаиваете, что ж, пожалуй.

Все из того же мешка он достал кусок медного листа, подал ей и придержал качающуюся под потолком лампу.

На Пен смотрела женщина с болезненным, посеревшим лицом, под глазами были мешки, на щеке царапина. Губы припухли не то от лихорадки, не то от обиды.

— Ужасно, — прошептала она.

— Так задумано, — сказал он тоном творца, убежденного В своем таланте. — Напомню, женщины попадают в эти места не по доброй воле, а большей частью оттого, что им некуда деваться. Их подбирают, или они сами приползают, с улицы, из канавы. Если у вас будет более или менее нормальный вид, это сразу вызовет подозрение и вся наша миссия потерпит неудачу… Говорить вам ничего не надо, держите рот на замке, Старайтесь выглядеть до предела запуганной, боязливой. Не отходите от меня ни на шаг. Стойте рядом. Следите за каждым моим движением.

Наставление не вселило в нее спокойствия, тем не менее она послушно кивнула и снова уставилась в свой страшный облик на медном диске.

Перед ней вдруг открылась явь — словно до этой минуты она пребывала в каком‑то смутном сне и в ней, в этом сне, не переставая думала о своем ребенке, искала его, ездила по деревням, а потом вознамерилась найти в огромном Лондоне… И вот только теперь она очнулась от сна, и душа ее наполнилась страхом. Даже если ребенок жив, где и как она его найдет? Как распознает?.. И в каком он будет состоянии?.. Что, если…

Боже правый! Она не хочет… не может думать об этом…

— О, Робин! Рад, что вижу тебя. Нам надо побеседовать. Герцог Нортумберленд показался из‑за колонны огромного дворцового зала так внезапно, словно стоял в засаде.

Робин остановился, довольный, что может хоть с кем‑то поговорить в этом скучном дворце, кто поможет развеять невеселые мысли, связанные с Пен.

— Милорд, я к вашим услугам.

Нортумберленд посмотрел вокруг. Зал был заполнен людьми даже в этот вечерний час.

— Лучше приходи минут через тридцать в мою уединенную комнату, — сказал он с кривоватой улыбкой и пошел вперед, не оглядываясь на Робина.

Тот, пожав плечами, направился в другую сторону. К чему такая таинственность, он не вполне понимал. Поговорить так, чтобы никто не услышал, можно при желании и здесь, и в любом другом месте.

Приказ есть приказ, и через полчаса Робин стоял перед стражем, охраняющим комнату герцога. Предупрежденный заранее, страж пропустил его без лишних слов, открыв дверь, за которой Робин увидел троих беседующих.

— Итак, свадьбу назначаем на Троицын день, — услышал он слова и смешок Нортумберленда. — А молодые пускай пока получше познакомятся друг с другом. Гилфорд будет ожидать Джейн завтра или послезавтра у нас дома… А, Робин, вот и ты! Садись.

Нортумберленд указал ему на стул недалеко от своего массивного кресла.

Робин поклонился стоявшим у окна собеседникам Нортумберленда, Суффолку и Пемброку, и сел. Те тоже уселись. В воздухе ощущалось напряжение, как бывает, когда говорить не хочется, но нужно.

О том, что Нортумберленд собирается женить своего младшего сына на дочери герцога Суффолка, Джейн, Робин не знал, но догадывался, а сейчас получил подтверждение. Что в этом может быть значительного, кроме простого союза двух герцогских домов, он не представлял. Впрочем, просто так Нортумберленд ничего не делает.

— Нам предстоит праздновать бракосочетание вашего сына, милорд герцог? — осмелился спросить он.

— Да, мой сын женится на Джейн Грей. — Нортумберленд вгляделся в присутствующих. — Король дал свое благословение.

— Мои поздравления обеим сторонам, — пробормотал Робин, представляя, как бедная юная Джейн встретит эту новость, и заранее сочувствуя ей.

Но неужели трое самых влиятельных членов Тайного совета сидят здесь, словно заговорщики, с одной целью — поговорить о предстоящей свадьбе?

Словно отвечая на невысказанный вопрос, Нортумберленд сказал с присущей ему резкостью:

— Ладно, довольно об этом. Робин, мы желаем поговорить о твоей сестре.

Робин никак не ожидал такого и был встревожен, но сумел не показать виду и внешне спокойно воспринял слова герцога.

— Леди Пен, — продолжал герцог, — завязала тесные отношения с шевалье д'Арси. Это началось с Рождества.

— Да, очень тесные отношения, — посчитал нужным вмешаться Суффолк. — Она проявляет чрезмерный интерес к этому человеку.

— И что из этого, милорды? — спросил Робин.

Его тон был на грани неучтивости.

Нортумберленд отмахнулся от Суффолка и сказал, обращаясь к Робину: