сайт[516] был выложен первый из серии анимированных клипов, за которым последовательно загружались остальные элементы проекта: сборник стихотворений Ильи Мазо; короткометражный фильм, в котором ряд российских музыкантов исполняют стихи Мазо в театрализированном пространстве квартиры; минималистичные клипы на песни по мотивам текстов Мазо в узнаваемо московских локациях; компьютерная игра-бродилка по типично российскому панельному дому. Закончился проект спектаклем, собравшим музыкантов-участников примерно тогда же, когда заканчивается некалендарная зима в России — в последних числах марта.

Как представляется, «Зима» четко зафиксировала формирование нового направления в современной российской музыке — направления, которое сам Мазо в интервью Strelka.mag определяет как новую поэтическую волну[517]. Среди ее героев, по версии музыканта, люди, принимавшие участие в одной или нескольких частях его проекта: Савва Розанов («Синекдоха Монток»), Юлия Накарякова («Юлия Накарякова и гуру лоу-фая», ранее — «Лемондэй»), Григорий Полухутенко, Варвара Краминова («Хадн дадн»), Михаил Свистунов («Синее синее небо»). Эти музыканты, которые еще несколько лет назад были лишь косвенно знакомы с творчеством друг друга, в последнее время все чаще собирают совместные проекты и встречаются на концертах, объединенных одной эстетикой. Помимо собственно стилистики и звука музыкантов новой поэтической волны (НПВ) сближают некоторые особенности отношения к музыкальным процессам в российской музыке и своему позиционированию в этих процессах. В своей статье я попытаюсь определить и описать феномен новой поэтической волны, который занимает своего рода теневое положение в российской музыке и любопытно контрастирует с направлениями, очевидно более популярными и зафиксированными в известных российскому слушателю терминах.

Это не первая попытка сложить упомянутых музыкантов — по крайней мере некоторых из них — в общность. Так, например, в 2011 году Александр Горбачев обозначил[518] музыку Григория Полухутенко, Никиты Прокопьева и Сергия Черепихо термином «новые тихие», который, по версии автора, описывал возникавшую тогда в независимой российской музыке новую итерацию авторской песни с ее принципиальной обращенностью «внутрь», а не вовне. Дело, однако, было больше восьми лет назад — и кажется, что критерии описания и выделения этой условной сцены с тех пор существенно изменились. Новая поэтическая волна — это тоже «песни маленьких людей и одновременно — песни сокровенного человека»[519], но ее стилистические рамки сильно расширились от городского фолка, который являлся условным преемником авторской песни. Термин, который я предлагаю, может быть применен в том числе к таким мультижанровым работам, как, например, последние альбомы «Синекдохи Монток». Если сквозь музыку «новых тихих» звучала тишина, то в музыке новой поэтической волны тишина осмысляет себя как пространство и делает своей характеристикой локальность, понятую в обоих смыслах.

Смыслы эти следующие. Во-первых, под словом «локальность» я подразумеваю локальную, точечную известность музыкантов НПВ и взаимосвязи между кругами их слушателей. По моим наблюдениям, чаще всего пересекаются круги слушателей «Синекдохи Монток» и Ильи Мазо (создатель «Синекдохи» Розанов помогал коллеге с выпуском первого альбома). Нынешний культурный статус групп, в которых играет Варвара Краминова, — «Хадн дадн» и «Созвездие отрезок» — несколько противоречит тезису о точечной известности, однако совместные проекты певицы с Ильей Мазо или Юлией Накаряковой позволяют говорить о наличии общего небольшого круга слушателей.

Второй смысл термина «локальность» подразумевает влияние пространства на сюжеты и музыку НПВ, их пространственную обусловленность. С одной стороны, музыканты, которых я объединяю в НПВ, «вдохновляются» реальными и выдуманными пространствами, российской постсоветской эстетикой и событиями, происходящими в городских пространствах их повседневной жизни; с другой — звуки окружающей локальной среды проникают в их песни и приобретают более или менее определенное значение.

Итак, локальность усиливается — превращается в «суперлокальность»[520], по выражению Саввы Розанова, — и становится не только внешней характеристикой записей (локально «питерская» музыка Полухутенко, локально «московская» — «Синекдохи Монток», локально «челябинская» — «Монти Механика»), но внутренней, конституирующей их предпосылкой. Эти песни пространством опосредованы, пространством вдохновлены и поэтому локальны: такой мне представляется внутренняя логика новой поэтической волны. Эта внутренняя логика проявляется еще и в том, как музыканты относятся к продвижению собственного творчества, осмысляют собственное место в социуме. Например, Савва Розанов в интервью Lenta.ru говорил [521]об этом так: «Я пытаюсь воспринимать себя как художника. <…> У меня есть определенные подходы к дизайну своих обложек, к ведению своих, прости господи, социальных сетей. Я, к сожалению, превратил все свои социальные медиа в музей. Это плохо, мне кажется, но я по-другому почему-то не могу».

Еще один пример превращения собственной локальности в фирменный стиль — выбор, который создатель группы «Монти Механик» Георгий Мишнев делает между домашней и студийной записью, размышляя о подходах к новому альбому. Как показывает переписка в ВК-паблике между автором и его слушателями[522], все они считают «самодельность» музыки группы важной составляющей ее вкрадчиво-личного звучания.

Другая объединяющая характеристика музыкантов новой поэтической волны — их последовательный отказ вводить в свои проекты «популярные»/конъюнктурные социальные и политические сюжеты. Условно это можно назвать антихайповым подходом — в прямом смысле и без отсылки к петербургскому хип-хоп-объединению. Это песни, в которых рефлексия на социальные темы присутствует (отсылаю к тому же интервью Саввы Розанова[523]), но не становится центральным мотивом. Социальные темы поэтизируются, остраняются, мифологизируются — как именно, я покажу дальше, подробнее разбирая творчество представителей НПВ. Сами музыканты также отдают себе отчет в сложной позиции по отношению к социальной повестке — так, Юлия Накарякова («Юлия Накарякова и гуру лоу-фая») в одном из недавних интервью задается вопросом «Интересно, если сейчас пойдет волна гражданских высказываний через музыку, не станет ли презираемой та музыка, которая не высказывается?»[524].

Привнесение элемента мифа через культурные отсылки (библейские сюжеты, британский эпос, сказочные и научно-популярные сюжеты и тому подобное) и мифологизация современности рождают особый стиль иронии, который я также выделяю как важную особенность НПВ.

Никита Сивушкин, бывший басист Юлии Накаряковой, много лет занимается тем, что собирает на улицах Петербурга «невидимки» — парикмахерские приспособления для сохранения формы прически[525]. Новую поэтическую волну тоже можно определить как своего рода собрание невидимок (теперь уже «реальных»), сознательно уходящих под радары. Некоторые из этих невидимок заслуживают того, чтобы попытаться их рассмотреть подробнее.

2. Москва, Петербург, Таганрог: локальность и меланхолия новой поэтической волны

«Синекдоха Монток» — проект московского музыканта Саввы Розанова. Его первый альбом «Внеклассное чтение» был выпущен в 2012 году. Критики указывали на его акцентированную литературность (в названии, в отсылках к поэзии Серебряного века, в метафоричной лирике) — и на пространственную опосредованность музыки: песни «Синекдохи», наполненные посторонними шорохами, шелестами и скрипами, звучат как будто в полудреме и представляют «эмоциональную антитезу урбанистического гомона и внутренней „карманной“ тишины»[526]. В дальнейшем Розанов мигрировал