Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2). О назначении мне постоянного питания для поддержания моего здоровья.
Гражданин Начальник, простите, что я вновь был вынужден беспокоить Вас, но только в Вас и Вашем отношении я встречаю истинное чуткое отношение к человеку. И морально, и физически я разбит, моя судьба и судьба моих научных идей в Ваших руках».
Здесь нужно сказать, что питание заключенных в Карлаге было очень скудным. «Наркомовская норма» состояла из 450 граммов хлеба плюс приварок – жидкий суп из «карих глазок», черного ячменя, который заключенные еще называли «шлыковкой» по фамилии заключенного селекционера Шлыкова, который и вывел этот сорт кормового ячменя в лагере. Еще давали такую же черную кашу. Питание было двухразовое, но хлеб давали только раз в день, а в отношении супа были варианты в зависимости от сезона. Долго протянуть на таком «питании» не мог никто. После Карлага был Спасский лагерь. Спасский особлаг считался «инвалидным лагерем». Его достаточно хорошо описал А.И. Солженицын в своем «Архипелаге ГУЛАГ». Попасть в Спасск – это все равно что быть приговоренным к смерти. Умирали здесь часто и помногу! Освобождались редко и единицы. Сидели здесь «особо опасные государственные преступники» – уголовников почти не было, зато в изобилии были представлены высшие армейские чины, партийная администрация, военнопленные, лица с присоединенных территорий. В Спасском лагере Чижевский попадает в штат лагерной больницы, даже получает в свое пользование небольшую комнатку, которая становится лабораторией. А здоровье Александра Леонидовича тем временем все ухудшается. Дают о себе знать лагерные восемь лет. В очередной раз попав на больничную койку с острым приступом ишемической болезни сердца, Чижевский обследуется консилиумом. Консилиум заключенных и вольнонаемных врачей делает следующее заключение: «Заключенный Чижевский А.Л. страдает миокардиодистрофией с расширением сердца, стенокардией с частыми приступами удушья, генерализованным артериосклерозом периферических сосудов мозга, эмфиземой легких, паренхиматозным гепатитом, хроническим колитом, грыжей белой линии живота. Профессор доктор Г.С. Вацадзе, профессор доктор В.В. Оппель, доктора Л.Е. Паценко, Г.Г. Эрнезакс, И.И. Козаковский». Копия заключения была препровождена в Управление Степного лагеря в Джезказган (в него с 1948 года входил Спасский особлаг) со следующей припиской: «…по состоянию здоровья Чижевский А.Л. здоров, относится к труду III категории. Зам. начальника Управления майор Буркин, начальник Спецотдела лейтенант Рабинин».
7 января 1950 года выписан наряд на отправку з/к Чижевского А.Л. в ссылку на поселение. Итак, последний этап – на этот раз в Караганду, в тюрьму № 16. Последний документ: «Направляем в вверенную тюрьму з/к Чижевского Александра Леонидовича».
…Главный врач онкологического диспансера пригласила к себе заведующую клинической лабораторией, недавно закончившую институт молодую специалистку Ирину Кулакову и представила ей высокого худого человека в ватной телогрейке, сапогах и с длинной окладистой бородой:
– Знакомьтесь. Профессор Чижевский. Будет работать у вас лаборантом.
Ирина Николаевна зарделась от неожиданности: как же так?! Профессор и вдруг – лаборантом? Но главная – не любившая ничего объяснять дважды, сухо повторила:
– Лаборантом. Пойдите, познакомьте Александра Леонидовича с рабочим местом.
Так Чижевский начал работать в областном онкологическом диспансере. Он продолжал вести научную работу по изучению свойств крови и ранней диагностики рака. Тогда, в первое время по выходе на свободу, по свидетельству знавших его в тот период, был он неизменно вежлив, предупредителен и страшно подавлен. Медленно, очень медленно возвращались к нему его прежние, казалось бы, навсегда утраченные тонкий юмор, ирония, спокойная рассудительность, любовь к музыке. Его новым методом дифференциальной и ранней диагностики рака так и не воспользовалось отечественное здравоохранение, в то же время сегодня работы ученого в этом направлении используются за рубежом, там созданы специальные методики «по Чижевскому».
Но своей родине академик был не нужен. И кто знает, не грянь март 53-го, какая судьба ждала бы Александра Леонидовича в будущем?..
Вернувшись в Москву, Чижевский с 1958 по 1961 годы работал в «Союзсантехнике»: в 1958–1960 годах (Государственная союзная техническая контора) – консультантом по вопросам аэроионотерапии и научным руководителем лаборатории. В 1960–1961 годах (научно-исследовательская лаборатория по ионизации и кондиционированию воздуха) – заместителем начальника в области аэроионизации. Были обнародованы труды Чижевского по аэроионификации и по структурному анализу движущейся крови, над которыми учёный работал в Карлаге и Караганде.
В 1962 году Чижевский был частично реабилитирован (полностью – посмертно). В последние годы жизни он работал над воспоминаниями о годах дружбы с К.Э. Циолковским.
В начале 1960-х годов несколько раз бывал в Калуге у дочери Циолковского – Марии Константиновны Циолковской-Костиной, между ними велась переписка.
Умер А.Л. Чижевский в 1964 году. Похоронен на Пятницком кладбище в Москве.
Николай Иванович Вавилов (1887–1943) – российский ученый-генетик, академик АН СССР и АН УССР (1929), академик и первый президент (1929–1935) ВАСХНИЛ. Брат физика Сергея Ивановича Вавилова. Знак зодиака – Стрелец. По мнению многих ученых, знавших Вавилова, самым характерным, больше всего запоминающимся в его облике было огромное обаяние. Нобелевский лауреат, генетик Герман Джозеф Мёллер вспоминал: «Всех, кто знал Николая Ивановича, воодушевляли его неисчерпаемая жизнерадостность, великодушие и обаятельная натура, многосторонность интересов и энергия. Эта яркая, привлекательная и общительная личность как бы вливала в окружающих свою страсть к неутомимому труду, к свершениям и радостному сотрудничеству. Я не знал никого другого, кто разрабатывал бы мероприятия такого гигантского масштаба, развивал их все дальше и дальше и при этом вникал бы так внимательно во все детали».
Вавилов обладал феноменальной работоспособностью и памятью, умением работать в любых условиях, обычно спал не более 4–5 часов в сутки. Ученый никогда не бывал в отпусках. Отдыхом для него была смена занятий. «Надо спешить», – говорил он. Как ученый он имел прирожденную способность к теоретическому мышлению, к широким обобщениям.
Николай Вавилов обладал редкими организационными способностями, сильной волей, выносливостью и смелостью, ярко проявившимися в его путешествиях по труднодоступным районам земного шара. Он был широко образованным человеком, владел несколькими европейскими языками и некоторыми азиатскими. Во время своих путешествий ученый интересовался не только земледельческой культурой народов, но и их бытом, обычаями и искусством.
Круг научных интересов Н.И. Вавилова был весьма обширным. Вавилов принадлежал к почти исчезнувшему теперь типу ученых-энциклопедистов, успешно разрабатывающих одновременно ряд разделов науки. Главнейшими из наук, в которых Вавилов оставил яркие следы, являются ботаника, научная агрономия и география. Из более частных разделов знания – растениеводство с генетикой и селекцией растений, фитопатология и, наконец, география культурных растений, основоположником которой он был наряду со швейцарским ботаником XIX века Альфонсом Декандолем. В центре творчества Вавилова неизменно стояли культурные растения, их происхождение, роль и значение в жизни и развитии человечества. Начав изучать природу иммунитета культурных растений к инфекционным заболеваниям и, в связи с этим, сортовое разнообразие этих растений, он понял необходимость выяснения не только чисто генетических, но и географических закономерностей изменчивости. Так фитопатолог сделался одновременно и генетиком, и географом. Глубокое изучение географии культурных растений земного шара возбудило у Вавилова естественный интерес к проблемам истории земледелия, а затем и к истории материальной культуры человечества вообще. И в этом смысле Н.И. Вавилов вполне укладывается в общую русскую космологию и, в частности, космологию Вернадского с его учением о ноосфере.