Все это полностью обеспечивало автономную жизнедеятельность замкнутого в себе региона, по площади равного Франции. Невольничье государство – часть общего ГУЛАГа, обеспечивало рудники Джезказгана, шахты Караганды, Сарани, Дубовки лучшими специалистами из числа заключенных «врагов народа» как на стадии строительства этих объектов, так и на стадии эксплуатации. А коневодческое Исенгельдинское отделение выращивало элитное конское поголовье, которому не просто было составить конкуренцию на международных ярмарках и аукционах. В годы войны Карлаг производил мины, легкое вооружение, снаряды.

Те, кто встречался с Чижевским в Долинке, вспоминают высокого представительного человека с длинной с проседью бородой, в потертом кожаном пальто. А ведь ему тогда не было и пятидесяти! Выглядел он как глубокий старик.

Больше всего Чижевскому и его товарищам по несчастью приходилось терпеть от надзирателей. Надзиратели особо тешились во время обысков в бараках. Обычно устраивали их в общие дни отдыха. С остервенением переворачивались постели, надзиратели, как ищейки, рылись в скудных пожитках заключенных, сбрасывая все на пол. При выдаче посылок раздиралась упаковка, в одну кучу ссыпались несовместимые продукты. Разрывались коробки с папиросами, и табак перемешивался с высыпанным сахаром. Особым шиком надзиратели считали высморкаться при заключенном в два пальца и потом этими руками лезть в посылку, хватая продукты и вещи, с таким трудом и любовью собранные близкими и родными. Унижение было выше всякой меры.

Терпел Чижевский и когда гнусавый и безграмотный надзиратель Филиппов цедил сквозь прокуренные редкие зубы: «Ну ты, прохфессор кислых щей!» Годами приходилось терпеть «юмор» этого надзирателя, который любил повторять: «Мне не надо, чтобы ты работал, мне надо, чтобы ты мучился».

Чижевский особенно раздражал его своей независимостью, чувством собственного достоинства, которое сохранял в самые критические минуты. Однако жизнь самого Филиппова закончилась трагически – его убили уголовники, убили жестоко, несмотря на свою с ним социальную близость. Видно, парня, что называется, «занесло», и уголовники совершили акт возмездия по-своему. Так прервалась ещё одна бессмысленная и абсолютно бесполезная жизнь садиста.

Однако Чижевский при всей своей внешней смиренности и покладистости был из тех, кого сломать совсем не просто. За внешней деликатностью скрывалась железная воля и напористость, сознание своей правоты и ценности сделанного. Умение вести научную полемику и отстаивать позицию. Возможно, именно эти качества и делали его столь симпатичным для Слюсаренко? Подполковник Слюсаренко, заместитель начальника Карлага, среди сослуживцев слыл человеком образованным. По воспоминаниям бывших политзэков, судьба которых во многом зависела от Слюсаренко, был он человеком не глупым, не злым, не обременен излишне классовой подозрительностью, умел на свой страх и риск находить в жуткой лагерной жизни некоторые послабления для особо одарённых заключённых. Это были академики, врачи, художники, инженеры.

Именно благодаря Слюсаренко получил Чижевский в свое распоряжение крохотную каморку, бывшую кладовую при художественной мастерской 19-го ДКО. Комнатушка была так мала, что в ней еле уставились топчан да тумбочка. Зато была печка, которую можно было топить, и на которой можно было сварить жиденький супец из остатков домашней посылки. А главное, это был свой угол, тишина. И устроившись на топчане так, что ноги упирались в противоположную стену, мог Александр Леонидович, положив на колени фанеру, работать. Он, как большой пароход, плывет своим курсом, несмотря на шторм, на ветер и волны. Нет такой волны, чтобы накрыла и потопила его. Не может быть. Он ее исключает.

Александр Леонидович пишет своим крупным, твердым, с правильным наклоном, несколько «старомодным» почерком, фиолетовыми чернилами, на плохой, шершавой, серой бумаге свои принципиальные возражения на два последних отзыва из ГУЛАГа на «Электростатический метод интенсификации химических реакций». Судя по тому, что возражения эти вшиты в дело заключенного СГ-555, они так и не были отправлены адресатам. До конца срока немыслимо долго. Здоровье ухудшается на глазах. Чижевский вновь обращается к Слюсаренко: «Я закончил и направил через 19-ДКО в БРИЗ Управления научный труд «Электростатический метод интенсификации химических реакций», серьезную математическую работу, имеющую отношение как к химической, так и оборонной промышленности. Я приступил также к научно-исследовательской теоретической работе об электрических функциях крови, экспериментальная часть которой была мною выполнена в ЛСО в 1946 году. Этот труд подробно рассматривает электрические свойства крови, их изменчивость при ряде заболеваний, особенно при раке. Параллельно я занят разработкой двух научных тем военного характера: 1. Электрический метод лечения ранений; 2. Электрический метод абсолютной очистки воздуха при изготовлении вакуумных приборов.

Я приступил к работе над выяснением возможности применения электростатического метода к увеличению прочности бетона, что может иметь большое значение при постройке бетонных сооружений военного характера. Все перечисленные работы я произвожу в свободное время, пользуясь тем, что у меня есть отдельный угол, хотя и нет стола: все эти работы написаны на фанере, положенной на колени.

…За ноябрь-декабрь я написал десять картин-оригиналов. 5 января я получил в карцере сотрясение мозга, следы которого в виде сильнейших головных болей держатся до сих пор. Одновременно с этим у меня было отнято рабочее место. На мое рабочее место посажены с 10 марта туфельщицы, а то место в цехе, где они сидели до сих пор, пустует. Писать картины у меня в кабинке, сидя на топчане, невозможно: мое оконце имеет световую площадь размером 33×56, а в полумраке работать красками нельзя.

От гражданина Бачурина (начальник АХО Карлага – Е.К.) я узнал, что я не получу больше отобранного у меня рабочего места, а может быть, лишусь даже и кабинки, в которой я живу сейчас и пишу свои научные труды, т. к. начальник 19-ДКО считает это излишним, равно как он считает излишним и поддерживать мое слабое здоровье питанием.

…Я узнал, что мне даны самые скверные характеристики, как бездельнику и лодырю. Никаких столкновений или пререканий с начальством или надзорсоставом за все пять лет с лишком моего заключения у меня не было. Я дисциплинирован и строго подчиняюсь режиму лагеря. Единственным нарушением было приготовление супа в 12 часов дня 26 декабря в моей кабинке з/к Перишкольник в то время, как я работал в своей мастерской.

…Я глубоко неизлечимый инвалид, страдающий одной из самых страшных и тяжелых болезней сердца – грудной жабой. Частые ночные приступы неописуемых болей и удушья, длящиеся иногда часами, бессонные ночи приковывают меня к постели и делают меня практически совершенно нетрудоспособным. Более 50 процентов моего пребывания в заключении я пролежал в стационарах и был несколько раз актирован. Я хочу лишь одного – получить возможность закончить мои новаторские научные труды… Все вышеизложенное дает мне моральное основание покорнейше просить Вас подтвердить начальнику ДКО Ваше распоряжение от 16-го января с. г.

1). О восстановлении перегородки для создания необходимых условий работы и