Дождь стал потише, а ветер то дул, то стихал, но не был настолько сильным, чтобы путешественникам пришлось опасаться поваленных или полузатопленных деревьев. Когда Профессор принялся резать капусту и варить на обед соленое мясо, было решено устроить голосование. В конце концов постановили остаться здесь, возле болота, на ночь, несмотря на то что дождь почти перестал, а облака начали рассеиваться. Конечно, они могли двинуться в путь, но те несколько миль, которые пройдут, прежде чем стемнеет, не будут стоить затраченных усилий. В рубке было так уютно и тепло, что сама мысль о продолжении плавания под ветром и дождем казалась всем просто невообразимой.

Эскаргот предложил пообедать, а затем собрать военный совет и разработать план осады Высокой Башни. Джонатан с Профессором Вурцлом согласились, хотя Джонатан полагал, что любая осада – это дело самого Эскаргота, а не его с Профессором. Но сражение было уже не за горами. И сейчас был вполне подходящий момент составить план. Обычно все задуманное заранее рушится, когда дело доходит до конкретных действий, но все же, обговорив совместные действия, всегда чувствуешь себя чуточку уверенней, и кажется, что все пойдет так, как надо.

Поэтому друзья плотно пообедали, затем открыли несколько бутылок с элем, которые они держали как раз на такой случай. Дождь прекратился, да и ветер утих, и снаружи было очень тихо. Дули сказал, что они были в самом “глазу урагана”, но Профессор заметил, что это был вовсе не ураган. Тогда Дули заключил, что они, видимо, были в каком-то другом “глазу”.

Если в эту ночь и была луна, то ее скрывали облака, которые застилали почти все небо. Джонатан подумал, что ночь, наверное, будет очень темной.

Когда сгустились сумерки, Джонатан и Дули выглянули наружу и обнаружили, что вода в заводи была хоть и мутной, но нисколько не поднялась. Дули разглядел спутанные кусты смородины, нависавшие над берегом, и вместе с Джонатаном и Ахавом решил воспользоваться последними минутами уходящего дня, чтобы набрать кварту-другую ягод. Узкая тропинка бежала вдоль берега, а затем поднималась на лесистую возвышенность, и Джонатану показалось, что там, среди деревьев, виднеется уголок какой-то хижины. Дули глянул в ту сторону, но сказал, что он не только ничего не видит, но и не хочет ничего видеть.

Они решили, что потом сделают из ягод напиток, поэтому Джонатан принялся промывать их, вытаскивать жуков и выбирать зеленые. Этот напиток не должен быть кислым, поэтому незрелые ягоды здесь не нужны.

Наконец ягоды были перебраны, тарелки помыты, а в рубке наведен порядок, и путешественникам не оставалось ничего, кроме как читать или собрать военный совет и вести серьезные дискуссии. С минуту они думали, чем им заняться, и пришли к выводу, что лучше всего было бы сначала выпить напиток, приготовленный из ягод, а военный совет устроить через часок-другой. Профессор высказал мысль, что с медицинской точки зрения чтение способствует пищеварению, поэтому все зажгли свои трубки и взяли книги – все, кроме Дули. Он не курил трубку и, вместо того чтобы читать, уселся за столик и принялся писать книгу. Он еще не знал точно, о чем она будет, или, по крайней мере, молчал об этом, но чувствовал, что она получится хорошей. Он лишь сказал, что его посетило вдохновение, как в свое время господина Буфо и Желтую Шляпу.

Джонатан принялся за Дж. Смитерса, а Эскарготу дал Глаба Бумпа. Это было удивительное зрелище – над спальным мешком Эскаргота висела трубка (точнее, видна была только ее чашечка) и рядом – висевшая в воздухе раскрытая книга. Профессор погрузился в чтение увесистого тома “Книг Лимпуса” и тут же принялся обдумывать прочитанное – на его лице по очереди отражались изумление, недоумение, ужас и согласие. В рубке стояла тишина, как внутри морской раковины, нарушаемая лишь скрипом пера Дули по бумаге.

Через полчаса все оставалось по-прежнему, каждый предавался чтению своей книги. Первым нарушил тишину Профессор Вурцл – он внезапно вскочил и спросил:

– Что это?

Джонатан хотел сказать, что он ничего не слышал, но не успел он произнести и половины фразы, как Профессор сделал знак рукой, останавливая его. Секунд десять все вслушивались в тишину; затем стал слышен очень тихий плач, доносившийся словно издалека, – жуткий, полный страдания и мук звук, который наполнил Джонатана плохими предчувствиями. На какой-то миг стало тихо, но затем плач раздался вновь, и теперь он уже был более громким. Это было похоже не на стоны гоблинов, а скорее на рыдания женщины, оплакивающей потерявшегося ребенка или умершего возлюбленного.

Джонатан, Эскаргот и Профессор вышли на палубу. Дули вызвался нести охрану в рубке вместе с Ахавом. В ночной тишине плач казался все громче и настойчивее. Лес вокруг притих, словно вымер, а слабый свет на небе не мог рассеять царивший повсюду мрак.

Джонатан вспомнил, что он видел, как ему показалось, среди деревьев хижину. И спрыгнул на берег, поближе к тропинке, проходящей среди зарослей смородины, жестом предлагая Эскарготу и Профессору следовать за ним. Они тихонько пошли по тропинке, и Джонатан все время ждал, что вот сейчас из подлеска выскочит какой-нибудь призрак, тролль или медведь. Они прошли совсем немного и поняли, что впереди не что иное, как окошко маленькой хижины, сквозь которое пробивается свет. Скат ее крыши вырисовывался за деревьями лишь в виде темной тени, и казалось, что над деревьями поднимается дым от горящего очага. Плач, который здесь, на лесной опушке, был слышен лучше, казалось, стал еще более громким и страдальческим.

Эскаргот дернул Джонатана за рукав куртки, и все трое повернули обратно к плоту, где обнаружили, что Дули заперся изнутри. Друзьям стоило немалых усилий убедить его открыть дверь.

– Думаете, это гоблины? – спросил Профессор.

– Может быть, – ответил Эскаргот, – трудно предугадать, что за шутки они могут откалывать.

– Но все это не похоже на гоблинов, – заметил Джонатан. – Может, это жители Стутона? Мне показалось, это был женский плач.

– Не исключено, – продолжал Эскаргот, – но если это и так, то пусть она себе плачет. Вряд ли она захочет поболтать с нами. Давайте лучше не будем ее трогать, а уберемся отсюда.

– Но если Джонатан прав, – сказал Профессор, – возможно, там случилась какая-то беда. Это ведь возможно? Мы не можем просто так взять и уплыть отсюда.

Дули сидел с широко открытыми глазами, держа на коленях Ахава. У него был такой вид, словно он бы с огромной радостью отправился в путь прямо сейчас.

– Вот что, я возьму Ахава, – сказал Джонатан, – и пойду загляну в окошко хижины.

Неожиданно плач раздался вновь, и Джонатан тут же пожалел о своем решении, потому что эти звуки напомнили ему о том, как снаружи темно. Но, в конце концов, у него есть свои законы морали и чести.

– Ты не пойдешь один, Джонатан, – стал настаивать Профессор. – Дули и мистер Эскаргот останутся на плоту, а мы с тобой пойдем посмотрим, что там в хижине. Если что-то случится, плот не должен оставаться без охраны.