— Это он! Стреляйте! Стреляйте! — донеслось снизу, и Таанрет отпрянул от окна.

Несколько стрел, пробив деревянные ставни, ударили в стену за спиной Ильяс, а одна, расщепив обрамление окна, застряла в нем, легонько подрагивая. «Злится, что не достигла цели, — отстранение подумала форани. — Так это не ошибка. Мятежники принялись делить власть, и отряд этот прислан, чтобы убить Таанрета».

— Ломайте двери! — послышалось со двора. — Не позволяйте лучникам высунуться!

Раздались глухие удары, стоны раненого, предсмертный вскрик и пронзительное ржание обезумевшей от боли лошади.

— Берегите стрелы! — взревел желтоглазый и, обернувшись, обнажил крупные белые зубы в невеселой усмешке. — А ты, красотка, лучше отойди от окна! Целее будешь.

И тут только Ильяс заметила среди пяти стрелков матушку Мутамак, которая, не в силах преодолеть страсть к подсматриванию и подслушиванию, прильнула к щелястым ставням.

— Ты за дверьми присмотри, умник! — огрызнулась могучая служанка, и Таанрет, с ухмылкой пробормотав: «Разумно, разумно!» — быстро зашагал в дальний конец северного крыла, где располагалась одна из трех лестниц, ведущих на второй этаж особняка.

«Что ж, двадцать к пятидесяти — совсем неплохое соотношение, — подумала Ильяс. — Особенно если этим двадцати, защищенным крепкими стенами, поможет еще кто-нибудь». Конечно, она имела в виду не соратников желтоглазого и не собственных соседей.

— Мутамак, как ты насчет пострелять по незваным гостям? Это будет получше, чем бесцельно глазеть на них и изображать из себя живую мишень, — обратилась форани к служанке, отшатнувшейся от ставен за мгновение до того, как их изрешетили пяток стрел с длинными четырехгранными наконечниками, способными с трехсот шагов пробить самые прочные доспехи.

— Почему бы и нет? Раз уж нас ждет одинаковая с охранниками — желтоглазого аспида участь, хочешь не хочешь, надобно им пособить, — отозвалась Мутамак и вслед за Ильяс двинулась к центральной лестнице, подле которой находилась оружейная.

Дверь ее оказалась открытой, и стоящий в ней Изим уже раздавал окружавшим его женщинам и мальчишкам самострелы, мечи и копья.

— Не вздумайте соваться на первый этаж, — наставлял он слуг и рабов, успевших укрыться в стенах особняка. — Настатиги вломятся туда очень скоро. Стреляйте по ним из окон и помните о трех лестницах, по которым они будут прорываться наверх.

По мнению домоуправителя, первый этаж был обречен. Хотя расположенные в пяти локтях от земли окна его были частично закрыты ставнями и охранялись присланными Газахларом по просьбе Ильяс воинами, удержать их столь малым числом защитников представлялось ему невозможным. Другое дело второй этаж, торцевые лестницы которого защищали Фанкел с Таанретом, а центральную сам Изим. Они были достаточно узкими и хорошо простреливались сверху, так что сдержать на них атакующих могли бы несколько искусных стрелков. Нападающие, конечно, способны были, заняв флигели и хозяйственные постройки, отыскать две-три приставные лестницы, а то и соорудить новые, притащить их к наружному фасаду «Мраморного логова» и попытаться проникнуть в гостевые или хозяйские покои, но времени для этого было не так уж много, ибо, едва заслышав, что прискакавшие настатиги ломают ворота особняка, предусмотрительный Изим послал двух мальчишек предупредить Газахлара о нависшей над его домочадцами беде. Один из них должен был, пробравшись через фруктовые сады, выйти в приречную часть города, а второй, объявившись на задах соседнего особняка, разжиться там лошадью и скакать во дворец по Верхней дороге.

— Тебе бы, госпожа, не стрелы пускать, а пойти за своими гостями присмотреть, — попробовал домоуправитель урезонить Ильяс, выдавая Мутамак, презрительно отмахнувшейся от самострела, один из имевшихся в его распоряжении луков. — А ну как, не ровен час, случится с тобой что? Газахлар же с нас вернее всяких настатигов головы поснимает. Единственная наследница и вдруг стрелы мечет — ну сама посуди, куда это годится?

— Никуда, — согласилась Ильяс. — Давай самострел. И метательные ножи, если есть. Снесу их Таанрету, он в бреду болтал, что неплохо с ними обращаться умеет.

Изим вновь воззвал к разуму форани, напомнив, что ее трясущихся от страха гостий необходимо ободрить и никто не справится с этим лучше хозяйки особняка, но тут к ним подошел Уруб, приведший с собой Нганью, Филаока с племянницей и Анигьяру с восьмилетним сынишкой. По мнению домашнего лекаря Газахлара, всем его пациентам, и ему самому тоже, лучше всего в настоящих условиях могли помочь самострелы и добрый запас болтов — тяжелых и коротких стрел. Причем чем больше их отыщется, тем больше шансов на то, что процесс выздоровления будет протекать без каких-либо осложнений.

— Ты врачеватель, тебе виднее, — не стал спорить Изим, наделяя новоявленных защитников «Мраморного логова» чудодейственными лекарствами.

Как это ни странно, в шутке Уруба оказалось значительно больше смысла, чем это представлялось Ильяс в первый момент. Сгорбленные плечи Филаока распрямились, едва он взял в руки оружие. В глазах его племянницы и Анигьяры зажегся мстительный огонь, а сын последней прижал к себе колчан с видом счастливейшего из смертных. И даже лицо Нганьи, пребывавшей дни и ночи на грани реального и призрачного миров, неожиданно прояснилось и приняло осмысленное выражение, когда пальцы ее начали вращать вертушку, натягивающую тетиву самострела. Да и сама Ильяс почувствовала себя не в пример спокойнее и увереннее, получив грозное оружие, колчан с болтами и перевязь с полудюжиной метательных ножей, пользу из которых, впрочем, извлечь мог только желтоглазый.

— Пойдем со мной, — потянула она за руку подругу в сторону северного крыла расположенного покоем здания, услышав донесшийся со двора радостный рев настатигов.

Догадываясь, что означают эти вопли, она прибавила шагу, однако, достигнув ведущей в северное крыло галереи, замешкалась, не в силах оторвать глаз от мощной фигуры Мутамак, обращавшейся с боевым составным луком с такой же легкостью и сноровкой, как с палкой для выбивания ковров, ступкой для толчения специй и иглой для вышивания, коему обучала некогда юную форани. Еще раз она остановилась около убитого стрелка, дабы забрать его лук и колчан, которые решила передать Таанрету вместе с метательными ножами.

Ильяс рассчитывала встретить его около торцевой лестницы и была разочарована, обнаружив там вместо желтоглазого одного из присланных ее отцом воинов, со страдальческим выражением лица перевязывавшего резаную рану на бедре.

— Ушел на первый этаж, — лаконично ответствовал он на вопрос девушки о Таанрете и, закончив перевязывать рану куском красно-белого — Таанретова, как определила Ильяс, — плаща, потребовал: — Дай-ка мне, госпожа, лук. Мечом я теперь много не навоюю, а так хоть какая-то польза от меня будет.

Видя, что находившиеся на галерее лучники перестали стрелять, форани осторожно выглянула из окна и не обнаружила во дворе ни одного пришлого настатига. Ворвавшись на первый этаж особняка, они, вероятно, готовились к штурму лестниц. К такому же выводу пришли трое оставшихся в живых стрелков, Мутамак и Уруб, подошедшие к Ильяс с Нганьей, чтобы защищать ближайший к ним вход на второй этаж.