Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это что же такое было?!
– Не наше дело, Конрад.
И она знала, что лич всё-всё это видит и уже не смеётся, но ищет что-то очень ему нужное в ней, только никак не могла понять, что же именно. Что страшному колдуну в ней, обычной жительнице Саттарского замка?…
А он всё крутил, всё вертел её жизнь, словно сматывал нить ею прожитого. Чёрные кристаллы воздвигались из ничего, будто из дыма, и в них она видела отражения случавшегося с ней, будто лич собирал всё это про запас, тащил всё в нору, но вот зачем, для чего?…
И так длилось она не помнила сколько. А потом лич махнул костями, и её отволокли обратно в камеру, хорошо ещё, одежду отдали.
И так повторялось не один раз. Она пыталась быть послушной, чтобы не били и меньше мучили – мертвяки тупы, они выполняли приказы и, если она не была достаточно расторопна, колотили её по чему попало. Поэтому она старалась. И раздевалась сама, чтобы не порвали единственное платье. Лич охальничал, насмехался, унижал её всячески, но боль причинял по необходимости, словно её, деву Этию, непременно надлежало сохранить для чего-то серьёзного. Он разворошил всю её память, прогнал перед ней всю её жизнь, день за днём, ночь за ночью, не избегая ничего – и смеялся, и глумился, но она терпела, потому что раз её не убили сразу, то, наверное, она почему-то важна…
– Он готовил тебя к жертвоприношению, дева Этиа. Там, в мавзолее, где мы смогли тебя отбить. Как вы там вообще очутились? Видела ли ты кого-то кроме лича и его мертвяков?
…Да, она не помнила, сколько продлилось заточение в катакомбах. Её никуда не выпускали из каменного мешка, там даже негде было отправлять стыдные надобности. Давали немного хлеба и воды, больше ничего. Но потом – в предпоследний день – лич казался чем-то встревоженным. Хотя как может быть «встревожен» костяной череп? Мертвяки привязали её к раме, однако лич стоял, перебирал что-то в корзинке, бормотал замогильным голосом. Она старалась разглядеть, что там в корзине, и увидела – черепа. Не людские, не звериные, нет; похожие на людские, но…
– Похожие на тот, что у тебя на посохе, сударь некромаг.
И лич брал эти черепа, и вставлял им в глазницы кристаллы с запечатлённой в них жизнью простой саттарской девушки Этии Аурикомы; он был не в себе, злился, дёргался и всё смотрел куда-то наверх. А потом она услыхала голос… такой, нормальный, человеческий, мужской, это она очень хорошо разобрала, и очень хорошо запомнила, который сказал: «Синьор, вам пора».
И тогда её потащили наверх. И больше она уже ничего не помнила.
– Сударь некромаг, ну теперь-то вы поможете мне вернуться домой?…
– Домой?
– Ну да, сударь. В Саттар.
Ночь сомкнула невесомые крыла над весёлым Армере. Наверху спали Конрад с Этией; молодой рыцарь отчаянно краснел, бледнел, старательно избегая взгляда некроманта, и наконец возопил:
– Я кладу свой меч меж нами! Рыцарским гербом клянусь, дева Этиа, чести твоей ничто не угрожает!..
Дева Этиа захихикала в кулачок. Видно, у неё имелось собственное мнение насчёт мечей и того, куда их надлежит класть.
Оставив их разбираться в сей животрепещущей теме, некромант спустился вниз. Мягко захлопнулась дверь трактира, впереди догуливала своё весёлая Виконтова дорога; держа глефу наперевес, Кэр Лаэда остановился, поднял взгляд к звёздам.
…Когда-то он жадно всматривался в них, пытаясь уловить знакомый рисунок созвездий. Ведь кто знает, вдруг он угодил в отдалённые области Мельина или Эвиала!.. Маловероятно, однако он всё равно смотрел.
Потом смотрел, пытаясь определить, не указывают ли звёздные скопления на слабые места в небесном своде, за которым – верил он тогда – лежит Межреальность и дорога домой.
Дорога так и не отыскалась.
И вот появилась дева Этиа. У которой бессмертный (ну, или почти бессмертный) лич пытался вытянуть (и вытянул) всю историю её жизни. Зачем это колдуну, вхожему в этот самый Город греха или там «грехов»? Чего он хотел добиться жертвоприношением Этии? Почему именно в этом мавзолее? – исключительно ли благодаря его, некроманта, ловушке?…
Нет, не то. То, что увидела дева Этиа, – черепа, подобные тому, что на его посохе и вставленные им в глазницы кристаллы с жизнью саттарской девчонки. Разбитной, не без хитринки – ясно-понятно, чем она там занималась в Саттарском замке!..
Вот на этих черепах некромант откровенно пасовал. Никакой, даже малейшей идеи, зачем это могло понадобиться личу; как и ни малейшего представления, как неведомому варлоку удалось вызвать сюда, в этот мир, драконицу Кейден; последнее не лезло вообще ни в какие ворота.
И та тварь под гранитами… в своё время некроманту казалось, что он просто очистил от неведомого страха старый монастырь во владениях барона Руфуса вер Бригга, пока не понял, что это – просто отросток погребённого под предгорным холмом чудовища, далеко распустившего свою жуткую грибницу. Потом ему, Фессу, довелось найти и обезвредить ещё тройку порождений заживо погребённой твари, однако он знал – вызревали новые. Те, кто запер чудовише под дальними горами, или не имели достаточно сил, чтобы покончить со злом раз и навсегда, или…
Или не хотели.
Порой некроманту начинало казаться, что вокруг творится какая-то безумная игра, в которой он – всего лишь пешка; он торопился прогнать подобные мысли, едва только они его посещали.
Он не кукла и не марионетка! Он спасает людей, он защищает их!..
«Ты должен упокоить их. Всех», – всплыл в памяти голос Аэсоннэ.
«Я должен их защищать, – упрямо подумал он. – И я буду защищать. Иного пути нет».
Он вновь и вновь мысленно перебирал возможности.
Маэстро Гольдони – уж не его ли голос слышала Этиа? Тот, сказавший «Синьор, пора»?
Портал в мавзолее – он так и манил, так и звал попытать счастья, чарами проложить себе дорогу в обитель зла; наконец – если колдун лич пытался чего-то добиться заклинаниями от девы Этии, не пойти ли ему, некроманту, тем же путём и не выяснить раз и навсегда, откуда она тут взялась?
И, конечно, логово лича где-то глубоко в катакомбах. Там его инструменты, библиотека, там его всё. И, в отличие от девы Этии, лежбище колдуна было совершенно реальным. Там наверняка наставлены ловушки, но как раз этого Фесс не боялся.
Что ж, надо будет попросить у его милости десяток-другой гвардейцев потолковее…
Это самое простое, оспорил он сам себя. Ползти подземельями, брести от одного логова к другому – сколько их уже было!.. И всякий раз казалось, что разгадка вот-вот, под самым носом, что стоит справиться с этим злом, и ещё этим, и ещё вон тем – и ответ найдётся; а вместо этого только тяжкая смертная усталость, пыль крипты, или склепа, или вскрытого могильника; дёргающиеся останки очередной твари – и никакого ответа.