— Терпеть не могу игры, где все зависит от удачи, типа маджонга и покера, — заявил он позже. — Никогда не играл в карты, и меня не приглашали. Многие обращались к Ямамото с просьбой написать что-нибудь для них (показать образцы каллиграфии), но я в этом не нуждаюсь — это здорово смахивает на лизоблюдство.

Он «категорически против плана с Пёрл-Харбором, — это все равно что положить голову в пасть льву. Ошибка ввязываться в такую игру в первом сражении огромной войны, от которой зависит будущее нации».

Часто вовлекал в споры Ониси, постепенно делая его сторонником своей точки зрения. В результате Ониси перешел на сторону оппозиции — к тому времени, когда штабные учения в колледже морского штаба завершились. В дискуссии на базе в Канойе между командирами 1-го и 11-го воздушных флотов в конце сентября он сказал: «В любой войне с США Япония не в состоянии поставить противника на колени. Вступить в войну, не имея этой способности, означает, что мы обязаны отыскать возможность короткой войны, что, в свою очередь, диктует нам необходимость в какой-то момент достичь компромисса. По этой причине, высадим мы десант на Филиппинах либо где-нибудь еще, нам следует избегать таких предприятий, как Гавайская операция, — она здорово разозлит Америку».

В рядах оппозиции находился и главнокомандующий Нагумо, почти все остальные — тоже, но никто не сумел представить такое ясное обоснование своей позиции, как Ониси. В итоге решили послать письменную просьбу отказаться от рейда на Гавайи. Этот документ подписали командующие обоих воздушных флотов, и 3 октября Кусака и Ониси посетили Ямамото на борту «Мутсу» (командование Объединенного флота временно перенесло свой флаг с «Нагато» на этот корабль). Ямамото выслушал их в молчании, потом заговорил:

— А что вы бы делали, если бы, пока мы вели военные действия на юге Тихого океана, флот США произвел воздушные налеты на Японию с востока? Вы полагаете, что с Токио и Осакой все будет в порядке, даже если их сожгут дотла, пока мы цепляемся за нефть? Вот факт: пока я главнокомандующий, я намерен осуществить рейд на Гавайи. Уверен, вас ждут еще немало всяких трудностей, многое будет делаться против вашего желания, но прошу вас продолжать подготовку исходя из положительного допущения — налет идет. — И добавил мягким, шутливым тоном: — Я обожаю бридж и покер, но прекратите, к чертям собачьим, называть это игрой!

Постепенно Ониси оказался на стороне Ямамото; в итоге он помогал перетянуть и Кусаку, но тот отказался иметь что-либо общее с этим планом. Однако когда оба они покидали флагман, Ямамото — он нарушил обычай и подошел к сходням их проводить — положил руку на плечо Кусаке и произнес совершенно искренне:

— Кусака, я хорошо понимаю ваши чувства. Но налет на Пёрл-Харбор стал для меня символом веры. Что, если мы убавим громкую оппозицию и попытаемся помочь мне воплотить этот символ веры в реальность? Что касается самой операции, — гарантирую: сделаю все, что в моих силах, чтобы удовлетворить все ваши пожелания.

Сопротивление Кусаки было окончательно сломлено.

— Очень хорошо, сэр. Больше я не произнесу ни слова против этого плана, — пообещал он. — Сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам в его осуществлении.

Этот эпизод неумолимо напоминает (на более серьезном уровне) то время в авиакорпусе Касумигаура, когда юный лейтенант Мива, поклявшийся никогда не служить палубным офицером, моментально оказывался перед очами Ямамото и обещал сделать «все возможное».

Оппозиция, выраженная Ониси и Кусакой (хотя они, несомненно, твердолобы и упрямы), до сих пор представляется вполне разумной, хотя и не было гарантии, что, если Япония вступит в войну и не станет атаковать Пёрл-Харбор в начальный период, это дает возможность раннего и почетного мирного соглашения. То, что их сопротивление так быстро растаяло при словах о «символе веры», подкрепленных неожиданно теплыми проводами у трапа, указывает не только на особенность японского военного, но и на своеобразное обаяние Ямамото, которое воздействовало на людей.

С 9 октября прошло пять дней штабных учений на борту «Нагато», — он снова стал флагманом Объединенного флота. Теперь, когда флот под командованием Ямамото закончил подготовку к войне и сосредоточился в западной части Внутреннего моря, стало целью собрать вместе командный состав разных уровней и тщательно ознакомить его с планом операций; были и такие, кто слышал о планируемом нападении на Гавайи впервые.

— Некоторые из вас могут иметь возражения, — заявил Ямамото, — но, пока я главнокомандующий, я намерен осуществить налет на Гавайи. И поскольку мы собираемся это реализовать, я сделаю все, что смогу, чтобы части, выполняющие эту задачу, имели те авианосные силы, которые потребуют в свое распоряжение.

Когда штабные учения завершились и Куросима уезжал в Токио, Ямамото передал с ним депешу в морской генеральный штаб: он, как обычно, решительно настроен выполнить Гавайскую операцию, используя все имеющиеся авианосцы, и поставил на карту свою работу — она зависит от успеха операции. В этот момент начальник морского генерального штаба Нагано стал высказываться в таком духе: коль Ямамото столь уверен, надо дать ему попытаться. Заместитель начальника Ито, глава 1-го управления Фукудоме и другие, рангом пониже, последовали за ним, и с того момента почти никто в морском генеральном штабе открыто не возражал против Гавайской операции.

Можно предположить, что к этому времени Ямамото, оказавшись адмиралом, у которого сражение на носу, вовсю рвался в драку. Но вот письмо, почти наверняка доказывающее противоположное, — адресовано оно Хори Тейкичи, написано 11 октября, во время штабных учений, в ходе которых Ямамото объявил на борту «Нагато», перед лицом более чем пятидесяти командиров, о своей решимости осуществить гавайский план:

«1. Пожалуйста, помогите моей семье во время моего отсутствия всем, что сочтете нужным.

Ситуация уже, видимо, стала хуже некуда… Печально воспринимать это как волю небес, но сейчас уже не имеет смысла делить вину. При нынешнем развитии событий… остается единственная возможность — чтобы император лично принял решение; но даже в этом случае положение в стране, уверен, будет тяжелым.

Мое нынешнее положение я нахожу крайне необычным — я обязан смириться и неуклонно следовать курсом, который прямо противоположен моим личным воззрениям. Возможно, в этом тоже воля небес.

4. Я сыт по горло рядом серьезных инцидентов, происшедших с начала этого года из-за некомпетентности.

Желаю вам всего доброго».

Ямамото ни при каких обстоятельствах не применял бы такие выражения, как «прямо противоположен моим личным воззрениям», кроме как в общении с Хори. Нет сомнения, что он был «сыт по горло»: ведь человек, который больше всех не хотел идти на Гавайи, — сам Ямамото Исороку.

12 сентября у Ямамото состоялось еще одно, секретное совещание в Токио с премьер-министром Коноэ. Основная тема дискуссии — план (которому суждено никогда не осуществиться) американо-японской конференции в Гонолулу: Рузвельт и Коноэ должны встретиться для прямых переговоров, с тем чтобы искать пути выхода из тупика в отношениях между двумя странами; Ямамото — посетить конференцию в составе делегации Коноэ. В ходе беседы Коноэ задал Ямамото тот же вопрос, что и ранее: