Где-то неподалеку, на серебрящихся под светом станционных фонарей нитках рельсов пыхтел в темноте паровоз-маневрушка, перекликались простуженными голосами рабочие – сцепщики и обходчики. Звонкие постукивания молоточком мешались с надсадным кашлем и крепким словцом. В морозном ночном воздухе звук расходится чисто и далеко.

У темного барака, с вросшими в землю окнами и от этого кажущегося вовсе приземистым, Фоменко присел на приткнувшуюся к завалинке скамеечку, заиндевелую, мгновенно пробравшую холодом. Поежился, зябко поводив стриженым затылком по овчинному воротнику бекешки. Вроде бы и в тепло хотелось, но так сладко свежего воздуха глотнуть после целого дня в пропитавшем все помещения угро махорочном духе.

Несколько минут сидел, ни о чем не думая, смотрел под ноги, на утоптанный у скамеечки, почерневший от сажи и усыпанный скорлупками от кедровых орешков снег. Потом откинулся назад, загляделся на звездное небо. Сколько их, таких же планет, как Земля? И что же, там, за миллионами верст, тоже такие вихри веют?

Дмитрий Иванович улыбнулся в усы, представив, как где-то в иных мирах вот так же сидит на скамейке и слушает ночную «чугунку» его коллега, с головой, распухшей от впечатлений и проблем первого дня работы в угрозыске. Впрочем, а что такого необычного произошло сегодня? Или дела в приморском розыске по-другому складывались? Не боги горшки обжигают…

Мысли перескочили на давнего, летнего знакомца. Ленков… Занятная фигура вырисовывается на горизонте. Да, видимо, далеко не пешка. Мелкого уголовничка из подвала уездной милиции спасать не будут…

Дмитрий Иванович вспомнил крепкую стать вагонного драчуна, его быстрое превращение из робкого лесного рабочего Пугачева в наглого гопника, покуривающего папироску за решеткой вокзальной дежурки… Артистические задатки, несомненно, присутствуют. Непрост хлопчик…

3

Хлопчик уже давно был непрост. Непроглядное пока для уголовного розыска «татауровское дело» стало украшением ленковского осеннего «рейда».

В полдень 28 октября шестеро верховых миновали Черновские копи и подались на запад по Ингодинскому тракту.

Впереди ровной рысью ехали Ленков и Самойлов, за ними трусили Сашка Милославский с Лешкой Сарсатским – старые дружки Кости, чуть поотстав, – Яшка Гаврилов и Георгий Ощепков, сорокасемилетний суетливый мужичок, которого жизнь каким-то образом занесла из Тобольской губернии в Забайкалье лет десять назад.

Ощепков осел в читинских Кузнечных рядах, потом свел там знакомство с Ленковым, но до сей поры на дело с ним не ходил, только помогал краденные в городе вещи менять у селян на продукты. А еще снабжал по необходимости членов шайки подложными документами, выправленными через своих знакомых в городских учреждениях. Чиновников-знакомцев за бумажные услуги успешно подкармливал теми самыми продуктишками.

Именно Ощепков в конторе лесничества, куда его занесло за одной обещанной ему бумажкой, подслушал разговор двух служащих. Для конторских беседа была самая обычная, о предстоящей выплате жалованья рабочим. Но Ощепков скумекал свое и сообщил Косте, что можно без шума взять большую сумму денег, причем в золотом достоинстве.

Речь шла о кассе Общества потребителей служащих и рабочих Читинской железной дороги на станции Дровяной. Кооператорам, занимавшимся заготовкой и разделкой древесины, был отведен обширный участок леса, верстах в шестидесяти от Читы, в районе Дровяной и блокпоста Гнилушки, часть Татауровской лесной дачи. Здесь валили и пилили лес люди самые разные – на сезонные работы кого только не нанимали: бригады семейских – здоровых, красивых и могучих мужиков из Чикоя и Хилка, приблудный люд – на верный заработок птицы залетные.

Дела на арендном участке хватало всем. Огромные лиственницы и сосны шли на тес и шпалы, шестиметровые бревна – для домостроительства, мелкий лес и отходы – на штукатурную дранку, черенки для лопат, метел, штакетник. Пожилой люд находил работу полегче – заготовляли метлы, березовые веники. Здесь же были оборудованы заводики для выгонки смолы, дегтя и скипидара.

Вся продукция пользовалась хорошим спросом. Особенно на Даурском участке, который еще называли Южным ходом, где среди сплошной степи лесоматериалы особенно требовались. Шла продукция даже в Китай. Соответственно был у потребкооперации и стабильный, заметный доход, а у лесорабочих – устойчивые и солидные заработки.

Касса потребобщества располагалась в конторе-магазине, занимающем добротный просторный дом в самом центре поселка. Рядом – крепкая сторожка, где располагался на ночь охранник с ружьем.

Эти подробности загоревшийся идеей быстрого обогащения Ощепков заранее выведал, прокатившись на «ученике» до места предполагаемого ограбления и потоптавшись по поселку. Выслушав «путешественника», Костя согласился взять его с собой на «экспроприацию», как он обзывал подобные дела, и даже в справедливую долю, ежели все пройдет как по писаному.

Быстро подступили сумерки, но ленковцы еще долго ехали по темноте. Только, когда позади остались огоньки Ингодинского селения, свернули к железной дороге, перебрались через нее и вскоре подъехали к заброшенной сараюшке, возле которой чернел стог сена.

Кони нашли корм, люди тоже: разведя прямо в сарае небольшой огонь, сварили и попили чаю, а потом улеглись спать, плотно закутавшись в полушубки и зарывшись в натасканное сено.

Утром поднялись рано, до косточек озябнув. Сразу запалили костер, поставили чай. Когда красное замерзшее солнце поднялось над сопками за Ингодой, снова тронулись в путь, уже не сумрачными, – со смешками, чему во многом способствовали не только крепкий горячий чай с хлебом и салом, но и пузырек разведенного спирта.

В пути провели весь день, останавливались лишь два раза попить чаю и закусить. Стороной объехали родную Косте Куку – светиться не следовало. В лесочек у Татаурово въехали в сумерках, там передохнули и поели.

Уже заполночь оказались на окраине Дровяной, притаились в кустах, невдалеке от длинного, стоящего на отшибе сарая. Мишка Самойлов тихо прошел до него, вскорости вернулся – сарай оказался складом дров.

В четвертом часу утра Костя небрежно щелкнул крышкой золотых карманных часов – пора!

С лошадьми, которых для «рейда» милиционерам-оборотням Гаврилову и Самойлову дал их начальник Тимофей Лукьянов (якобы для поездки в деревню за продуктами, как ему наговорил Гаврилов), Костя оставил Милославского, заметно нервничающего.

– Не ссы, казак, наши в городе! – ободрил его Ленков излюбленной поговоркой, и пятерка налетчиков скрылась в темноте.

Гоха Ощепков шустро и тихо привел их к магазину, разве что лениво бреханула разок чья-то собака.

У большого брусового дома не было ни души. Костя тронул наводчика за плечо, тот понял и ткнул рукой в сторону сторожки. Туда сразу прошмыгнули Самойлов и Гаврилов.

Бесшумно ворвавшись в сторожку, Мишка с размаха ударил задремавшего сторожа прихваченным у двери поленом, а Яшка затолкал оглушенному в рот заранее припасенный кляп, потом они сторожа связали. Выбежав из сторожки, Мишка негромко свистнул, как и было условлено.