В двери постучали. Вновь заглянул Баташев.

– Товарищ начальник, хм… Дмитрий Иванович, Бойцов у вас был, доложил?

– Да, спасибо, Михаил. Кстати, заходи-ка, есть для тебя задание.

– Слушаю внимательно.

– Насколько, Миша, располагаем мы возможностями знать обстановку, я имею в виду, так сказать, наши подсобные силы?

– Особых нет, по мелочи. А… Мы и этим распорядиться не можем! – с безнадежностью махнул рукой Баташев. – Вон уж, сам Гадаскин приобрел себе осведомителя, мол, он его на больших рыб выведет. Тот ему как-то дает сигнал о краже на складах Нобеля, а Гадаскину некогда было, его как раз в суд таскали, ну, вы знаете. Так все впустую и прокатило! А еще он же, этот осведомитель, раньше сообщил о партии контрабанды. Накрыли мы ее! Ну а так, больше ничего особого…

– А что за человек?

– Цупко Филипп. Бывший каторжник. Двенадцать лет отдубасил на Сахалине за убийство жены. Теперь сошелся с одной бабой. Она арендует постоялый двор в Песчанке. Мы там периодически заставу держим. Он, конечно, уголовный мир знает, но мало чем про других мазуриков делится. Говорит, что отошел от этих дел, хотя… Варначья душа. В общем, темная лошадка…

– Договаривай, договаривай!

– Прямых улик у меня нет, но носом чую: закладывает этот Цупко тех, кто ему помеха, конкурент. Да и по мелочовке все больше. Ни по одному серьезному делу информации не имеет, одни слухи передает, а зацепочек…

Баташев разочарованно развел руками.

– А скажи мне, Михаил, не в курсе ты, как Гадаскин его в осведомители записал?

– Да я, практически присутствовал при этом, Дмитрий Иванович! Тут ведь какой казус вышел… Был сигнал, что Цупко замешан в краже овса. Ну мы учинили обыск, но вместо овса нашли винтовку. Я, по правде сказать, при разговоре Гадаскина с Цупко не присутствовал, но думаю, что Иосиф Исаакович его на винторезе и прихватил, мол, раскручу на полную катушку. Хотя…

Баташев задумался на мгновение, пожал плечами.

– По моему мнению, сильно этой винтовочкой Цупко не прижмешь. Он же сразу сказал, что винтовку ему на сохранение большой человек оставил. Георгий Бурдинский, депутат Нарсоба…

– Погоди, погоди… Бурдинского, говоришь, винтовка? М-да… Не много ли совпадений?..

– Вы про что, Дмитрий Иванович?

– Потом об этом, потом… Еще проверить надо… Но вот что… Пока с этим Цупко ничего не предпринимайте. Обдумаем все, посмотрим… За постоялым двором в Песчанке установите наблюдение. Он там постоянно живет?

– Чаще в доме на Новых местах.

– И там посматривайте, когда бывает…

– А что все-таки случилось-то? – недоуменно переспросил Баташев.

– Миша, Миша! – покачал головой Дмитрий Иванович. – В нашем деле излишнее любопытство, да еще не ко времени…

– Понял… – смутился помощник.

– Не обижайся, – мягко проговорил Фоменко, – но это пока и не секрет, а так, одни догадки. Но и сам приучайся к рабочей конспирации, и ребят учи этому.

– Понял…

– Хм, хорошо, что понял. Ладно… Теперь о задании, Миша. Побывай завтра у начальника тюрьмы Григорьева, я ему звонил, он обещал выборочку сделать о бывалых уголовниках, которых задержали за последнее время. Присмотрись, побеседуй. Сам знаешь, сколько у нас «висяков».

Баташев сокрушенно вздохнул.

– Меня, Дмитрий Иванович, особенно групповые беспокоят. Неделю назад небольшая, но хорошо вооруженная группа бандитов на постоялом дворе «Половинка»…

– Это который между станциями Атамановка и Кручина?

– Он самый… Этот постоялый двор потому так и назвают, что как раз на половине пути стоит. Сорок человек постояльцев напрочь обчистили! Но, ладно, в этом случае картина ясная – чистой воды разбой! А вот история с татауровской кассой… Полная темнота!

– А разве не уездная милиция с областной по этим делам работают?

– Я не знаю, Дмитрий Иванович, как Антонов уболтал Колесниченко, но оба дела нам передали. Вот я и говорю, что грабеж на «Половинке» хоть еще свежий более менее, а татауровскую кассу бандиты полтора месяца назад, тридцатого октября, взяли. Ищи-свищи ныне…

– А почему ты решил, что кассу потребителей кооперации Татауровской лесной дачи взяли бандиты? Я слышал, там кассир замешан? Признался, сидит сейчас в камере предварительного заключения Читинской тюрьмы. Я, правда, насчет подробностей пока не в курсе.

– Сознаться-то он сознался… Только деньги неизвестно куда делись… Мямлит всякую ерунду… Боится он чего-то. Наговаривает на себя, но как-то бестолково…

– Что ж, будем разбираться. Тем более, поработай у Григорьева в тюрьме. Зацепочки нам нужны, ниточки в уголовную среду…

– Понял!

– Ну, ты заладил! – засмеялся Фоменко. Смущенно заулыбался и Баташев.

– Товарищ начальник! – в дверь просунулась голова в лохматом треухе. – Тут такое дело, здрасьте!

– Кто вы? Хоть бы представились! – все еще смеясь, сказал Фоменко.

– Младший агент Долгов Георгий! – бойко отрапортовала голова.

– Слушаю вас, младший агент Долгов!

– Тут такое дело, товарищ начальник, – повторил, втиснувшись наконец в двери, этот самый Долгов, нескладный, одетый в донельзя потертый овчинный полушубок непонятного цвета, когда-то бывший коричневым или желтым. – Лошадь к нам приблудилась!

– Сама? – ехидно спросил Баташев.

– Истинный крест! – выпучил глаза Долгов.

– Ну так поставьте ее на фуражное довольствие, но сначала оприходуйте! – ситуация смешила Фоменко.

– Это само собой, – степенно кивнул Долгов, но на его простоватом лице отразилась целая гамма тяжелых размышлений. – А вот какое теперя ей имя дать? Да и будет ли на него откликаться?

– Вот так задача! – пуще прежнего залились оба – и Фоменко, и Баташев.

– А как же, задача! – обиженно посмотрел на своих начальников младший агент. – Я уж все перебрал, но какая кличка на ум не придет, уже, оказывается, есть с такой кличкой какая-нибудь милицейская лошадь!

– Назови ты ее Блудная! – посоветовал сквозь смех Баташев.

– Блудная? Так она, это… Конь!

– Ну, тогда – Блудный! – встрял уже Фоменко.

– И верно, как это я не додумался! – восхищенно вымолвил, глядя на нового начальника, Долгов и исчез за дверью.

– Силен! – только и проговорил Фоменко, переводя дух.

На такой забавной ноте закончился первый рабочий день Дмитрия Ивановича на новом месте. Идя домой, он еще раз с улыбкой вспомнил забавный эпизод с младшим агентом Долговым, а потом вновь переключился на невеселые размышления о работе.

От вокзала всего два квартала до Иркутской, где Фоменки сняли квартиру, состоящую из кухни и двух комнатенок, в деревянном бараке железнодорожников, что показалось заметным облегчением жизненных условий по сравнению с житьем в «хоромах» – тесном и холодном вагончике на путях. Но шагалось на этот раз Дмитрию Ивановичу долго.