— Ну, интересно было. Необычно. Очень любопытно, в общем. Заставляет задуматься о многом.

— То есть скорее позитивно?

— Ну, наверно, можно и так сказать.

— Вот видите! — Александра Вторая сильно заволновалась. — Вот это как раз совершенно, потрясающе невероятно!

Она даже вскочила и стала возбужденно прохаживаться вокруг стола.

— Нет, вы даже не представляете, что это такое.

— Нет, — честно сказал я, — не представляю. Не знаю, о чем вы. Как в анекдоте: папа, а ты с кем сейчас говорил?

Она махнула рукой, села, потом опять вскочила.

— Ладно, была не была… Семь бед — один ответ. Я уже тут с вами все равно наразглашалась на десять расстрелов и пару сожжений в топке. Слушайте же, удивительный вы человек…

Она выдержала эффектную паузу и сказала:

— Как вы думаете, в чем главная задача, смысл существования психиартов?

— Ну, наверно, в поддержании психического здоровья нации и, прежде всего сотрудников органов госбезопасности. Решение сложных психологических противоречий. Социальных и индивидуальных. Искусство здоровой психики. Это и значит — психиатр.

— Да, хорошо в школе учились, — сказала она. — Эх, Саша, Саша… Главная задача психиартов — суггестивное внушение — той самой нации и прежде всего упомянутым вами сотрудникам идеи абсолютной лояльности власти. Начинается это в Высшей школе госбезопасности, где вы учились. Помните небось, как часто вас водили на сеансы психотерапии — а на самом деле массового гипноза? И как часто у вас голова после этих сеансов болела? Это оттого, Саша, что внушение подкреплялось хорошей порцией ломовых препаратов — чтобы уж наверняка. Потом, на протяжении всей карьеры, всем вам устраивают подкрепление внушения — во время так называемых медосмотров.

— И что же нам внушают?

— Так называемые максимы вам внушают. То же примерно, что и аксиомы. Нечто, во что человек верит абсолютно, и вера эта не требует никаких доказательств. Когда психиарты еще были учеными, они открыли интересный закон. Что число максим, в которые может верить человек, ограничено. Как только их становится слишком много, они начинают вступать в противоречие друг с другом. Даже если на первый взгляд кажется, что никакого противоречия нет и что они друг из друга вытекают. На самом деле контрадикция есть, и мы это подсознательно ощущаем, даже если не отдаем себе в этом отчета. И отсюда начинает возникать напряжение, которое даже открытым скепсисом и инакомыслием может обернуться. Вообще, чем меньше максим в голове, тем лучше, тем они прочнее. В идеале — верить вообще только в одну какую-нибудь максиму. Кроме того, максимы должны быть предельно короткими и простыми. Первая и главная максима звучит так: «Запад наш враг». Идеально! Три слова всего. Большинство наших уверены: этого вполне достаточно. Все остальное из этого следует. Ну конечно, вас же на сознательном уровне обучают всяким подробностям, учат родину любить, диссидентов ненавидеть и так далее. Политзанятия, походы в церковь — вся эта пропаганда работает вполне сносно. Но не стопроцентно. Другое дело — максима. Ее никакими доводами не опровергнуть. Ничем не вышибить. Предоставьте любому сотруднику сколько угодно информации, вроде бы доказывающей обратное, что Запад — не враг, что Западу на самом деле на нас наплевать, он все равно не поверит. Мало того, всякие попытки доказать ему обратное будут вызывать сильное физическое раздражение. Вот это мощный фундамент!

— И все? Только одна — как вы это называете — максима?

— Нет. Генералы, они же самые умные. Сколько им ни говорили, не надо больше ничего, не перегружайте подсознание, мы плохо умеем им управлять, остальное накладывайте на сознательном уровне, прочнее будет. Нет, настаивают. Подавайте им еще и еще. Компромисс последний — три штуки.

Злилась почему-то она. Странно.

— Вторая максима — «Органы знают все» и третья — «Председатель всегда прав». Исследования показывают: вторая работает не всегда и не полностью. А третья, случается, что не работает вообще. Они думают, что это метода наша несовершенна, подгоняют давайте трудитесь, улучшайте, учитесь контролировать подсознание. Легко им говорить… Ну неважно, черт с ними, со всеми этими генералами… Куда интереснее то, что с вами, Александр, случилось…

— А что со мной случилось?

— Вот сейчас я вам говорю: Запад нам не враг. Что вы чувствуете?

— Ничего.

— Вот именно! Теперь еще, слушайте внимательно: органы ничего толком не знают. Они часто ошибаются. Какие мысли и чувства эта фраза вызывает? Никаких? И теперь: Председатель — полный идиот. Снова никаких ощущений?

— Никаких. Некие утверждения. Возможно верные, а возможно, и нет. Требуют уточнения, сбора информации и исследования аргументов.

— Вот именно! Вот именно, Александр! Это-то и невероятно. Вы же в высшей школе учились. Вас же на медосмотры регулярно водили, ведь верно? Не так, совсем не так вы должны реагировать. Вас должно корчить от возмущения, когда я вам такие вещи говорю. Вы меня ненавидеть должны. Что-то с вами случилось невероятное, Александр.

— Что?

— О, хотела бы я знать! Как бы хотела! Вы даже не представляете, как это важно. Я посмотрела вашу историю болезни здесь, в поликлинике. Несколько листов последних изъяли и в спецотдел отправили, засекретили совсем. Но и того, что там есть, достаточно, чтобы понять: с вами что-то не то… Один этот всплеск — ай-кью почти в два раза взлетел за полгода — чего стоит! Такого же не бывает. Физически невозможно. Но самое удивительное то, чего в истории болезни нет. Что-то выбило из вас главные, абсолютно базовые установки. Вы теперь — табула раса. Чистая страница.

— Человек без свойств, — неожиданно для себя сказал я. Вспомнил вдруг название той книги, в шкафу найденной.

— О, вот как, вы уже и литературу читаете, до недавнего времени запрещенную… Вот до чего дело дошло. Берегитесь! За вами теперь такая охота пойдет… Всем захочется понять механизм… ведь если случилось с одним, то может произойти и с другими. Даже наверняка случится. Представляете? Спрятать бы вас надо куда-нибудь…

Я почувствовал, что устал — для меня все это звучало очень странно.

— Можно мы от теории вернемся к практике? — спросил я. — Наша с вами, извините… любовь, так сказать. Это один раз происходило? Или были у нас еще свидания?

— Еще два раза. Второй раз было чуть лучше. Не так брутально. А третий…

Александра вдруг покраснела. Отвернулась. И тихо проговорила что-то.

— Простите. Я не расслышал.

— Ну и хорошо, что не расслышали…

И замолчала. Любопытно… Но есть вещи еще более интересные.

— Скажите, Александра… я никак не могу понять… Я же был уверен, что я… что там была девушка по имени Шурочка…

— Я же говорила вам: Синдром Л. Ложная память. Я думаю, никакой Шурочки не существует.