здравия пилось, конечно, лишь в тех государствах, где масонские ложи были терпимы правительственной властью.)

Масонская грамота

В промежуток между здравицами пелись песни, расписание коих было заранее составлено мастером стула и обрядоначальником. На обрядоначальнике вообще лежали обязанности «маршала, эконома, кастеляна». Все, что касалось церемоний и хозяйства, было в его ведении. Он брал обыкновенно в помощники второго стуарта и уже совместно с ним устраивал столовые ложи: заказывал билеты, определял их цену и раздавал билеты желающим принять участие в трапезе. В русских ложах обыкновенно наивысшая стоимость билета не превышала 12 рублей.

В зависимости от богатства ложи бывало украшение трапезной залы и сервировка стола. Так, например, в богатой петербургской ложе «Елисаветы к Добродетели» в 1812 году столового серебра было приобретено на 500 рублей, и в торжественные дни гирлянды цветов и красивые транспаранты украшали трапезную залу. Стол обыкновенно ставился покоем, а «приборы, яства и питие» располагались правильными, параллельными рядами. Хрустальные бокалы и фарфоровая посуда, употреблявшиеся в столовых ложах, были изукрашены всевозможными символическими изображениями. Сохранились даже ножи с масонскими эмблемами.

Все предметы во время столовых собраний носили особые наименования в зависимости от системы, которой следовали братья. Места за столом во всех ложах были распределены почти одинаково. Управляющий мастер садился на востоке, все присутствующие братья, имевшие степень мастера, – на юге, ученики – на севере, а товарищи – по обеим сторонам. Посетители занимали почетные места ближе к востоку. Обрядоначальник помещался против мастера стула, оба надзирателя занимали места на концах стола, а остальные должностные братья располагались по порядку около мастера.

Столовая ложа, как и другие масонские заседания, открывалась установленными вопросами о времени. Мастер стула спрашивал: «Брат 1-й надзиратель, который час?» – и ответ непременно всегда был одинаков: «Самый полдень».

Ложа объявлялась открытой, и братья «в тишине творили молитву». Молчаливую, бессловесную молитву сменяла хоровая песнь на голос «Коль славен»:

Отец любви, миров Строитель,

Услышь смиренный глас рабов,

Будь наш наставник, оживитель,

Будь нам помощник и покров!

Пронзи нас истиной святою,

Да дышим и живем Тобою!

Да видим в сих дарах бесценных,

Какую благость Ты послал,

В телах, чрез пищу подкрепленных.

Чтоб Дух Твой вечный обитал.

Да мы, имея душу здраву,

Все здесь творим Тебе во славу.

Последний куплет песни не пелся при открытии ложи, его пели перед ее закрытием, когда составляется братская цепь. Братская цепь – символ неразрывного единения всех членов ордена без различия их общественного положения, а потому в составлении братской цепи принимали участие и служащие братья, которые становились между обоими надзирателями. Цепь образовывалась так: каждый брат подавал свою правую руку стоявшему по левую его сторону, а левую руку – стоящему по правую.

Не разрывая цепи и трижды или трижды три раза делая круг, братья пели последний куплет песни, начатой при открытии:

Как знаки зрим Твоей любови

В телесной пище в сих местах,

Так нам, смиренным, уготови

Нетленну пищу в небесах!

Да там с Тобой соединимся,

В любовь Твою да погрузимся!

По пропении мастер предлагал последнюю здравицу за всех братьев, рассеянных по шару земному, с желанием больным облегчения, здравым – умеренности, страждущим – утешения, счастливым – смирения, а тем, кои пред вратами смерти, – твердости и живой веры, с которой каждый свободный каменщик да повергнется в объятия Спасителя своего.

Едва стихал голос мастера, как братья гармонии запевают песнь, всегда исполняемую при сборе для бедных:

Блажен, кто страждущим внимает

И помощь бедным подает;

Кто слезы сирых осушает,

Тот рай в самом себе найдет.

Под призывные слова песни братья – собиратели милостыни обходят ложу. Очень часто сборы на бедных бывали крупные, особенно после торжественных лож.

Закрытие столовых лож, как и их открытие, совершалось установленными ритуалом вопросами и ответами. Мастер стула спрашивал 1-го надзирателя, который час, и получал ответ: «Самая полночь». В речи одного из масонских риторов объясняется значение слов «полдень» и «полночь». Когда бы ни происходили масонские работы, всегда полдень, ибо свет истины освещает стезю, ведущую в храм премудрости, но «коль скоро престает каменщик работать для вечности, погружается он в тьму пороков, страстей, ложа закрывается, наступает мрак полночи».

В шотландских степенях, начиная с 4-й, столовые ложи получают мистический оттенок и «яства ставятся ритуальные», а здравиц, за редким исключением, вовсе не провозглашается. Столу придавалась форма греческого креста, и его затягивали черным шелком. Речи риторов касались исключительно почти тайны бытия, тайны мировых законов.

В 7-й степени столовые ложи уже обращались в «трапезы любви в воспоминание Тайной Вечери Господней». В XVIII и XIX веках русские масоны совершали это «великое торжество» в Великий четверток на Страстной неделе. Сохранились приглашения к этой церемонии и записи о «совершении» ее в протоколах. Дневники масонов упоминают об этом таинственном обряде, который тщательно скрывался братьями высоких степеней от низших собратьев по ордену. На братьев, впервые принимавших участие в этом торжестве, оно производило большое впечатление.

К Великому четвертку помещение для «свершения торжества» разделялось надвое. В первом, так называемом преддверии, накрывался стол для всех приглашенных братьев, имевших степени от 4-й и выше. Все братья были в ритуальных одеждах и украшениях по степеням. Только высшей степени братья размещались за столом, прочие братья ели стоя. На стол подавали: «зелень, печеного агнца и хлебенного», а также вино и соль. «По снедении агнца, – гласит ритуал, – братия высших степеней, начиная от 7-й, шествуют по 2 в придел, прочие остаются в тишине, внимая приличному поучительному слову одного из старших между ними». Все избранные совершать «великий обряд» снимали с себя орденскую, ритуальную одежду и оставляли ее в преддверии, «дабы предстать во смирении, оставив тленность мира». Шествие открывал Великий Ритор, затем шествовал префект и все братья попарно. У входа во второе отделение помещения, называвшееся приделом, шествие приостанавливалось у большого сосуда с водой. Префект, окунув три перста правой руки в воду, окроплял ею братьев и говорил: «Господи, омый нас от нечистоты страстей и даждь сердце чуждое пороку». Двери придела растворялись, и братья обступали приготовленный трапезный стол. Стол был покрыт не белым покрывалом иоанновских лож, символом чистоты нравов, не черным покровом шотландских лож, символом тайны бытия: багрового цвета сукно с нашитым белым крестом св. Иоанна покрывало стол. Кровавый цвет сукна и крест, по словам витии, служили напоминанием, что «закон Благодати распространен кровью». Никаких «яств» не было на столе, кроме