– Ой! Волосы, волосы!

– Так стой спокойно.

– Я пытаюсь…

Пуговица отскочила, и Стивен зажал ее в ладони.

– Вот, получается. Подожди. – И он сильно потянул платье вверх обеими руками, надеясь, что она не услышит звук рвущейся ткани.

Через секунду Нора открыла сперва один глаз с размазанной вокруг косметикой, потом второй, но не отодвинулась от него, даже притиснулась ближе. Руки Стивена лежали на ее голой спине, теперь влажной от пара и пота, не давая упасть, их носы соприкасались, Норина подвздошная кость больно врезалась ему в низ живота. Они немного постояли так, застыв где-то между медленным танцем и скандалом.

Нора начала смеяться хрипло и пьяно.

– А это… увлекательно, – пробормотала она, теперь прижавшись щекой к его щеке.

– Определенно.

– Хочешь присоединиться ко мне? – прошептала она ему в ухо.

Его рука каким-то образом нашла путь под бретельку лифчика: ее кожа под пальцами была теплой и мягкой; у Норы изо рта пахло сигаретами, зубной пастой и виски – и чем-то еще, о чем он решил не думать.

– Я бы пригласила тебя на танец, но мои колготки вот-вот свалятся, – мурлыкнула Нора.

Со всей учтивостью, на какую только был способен, Стивен взялся сзади за резинку ее колготок и потянул вверх:

– Вот так.

– Премного благодарна, юноша. Ну так что – хочешь потанцевать?

– Танцы? Нет, я лучше предоставлю это тебе.

– О! – Нора надулась. – Ах так. Вот занудный кайфоломщик.

– Пожалуй, в другой раз.

– Ага, пожалуй. По-жалуй. – Она усмехнулась и медленно подмигнула одним испачканным глазом.

– Мне это забрать или ты хочешь в душ прямо с ней? – спросил Стивен, указывая на сигарету, которая сейчас дымилась возле душевой занавески.

Нахмурившись, Нора поднесла сигарету к лицу, зажав ее покрепче, и с любопытством осмотрела, как будто кто-то вставил ей эту штуку между пальцами без ее дозволения.

– Наверное, нет, – пробормотала она, пожала плечами, сунула сигарету в рот, потом передала ее Стивену, который сделал то же самое, отметив, что кончик чуть влажен от ее губ.

Теперь Нора смотрела на него пристально из-под тяжелых век, ее губы чуть припухли в пьяной пародии на соблазнительность, и, не зная, что бы сделать, Стивен наклонился и сунул пальцы под душ.

– Горячо? – спросила Нора.

– Немного. Хочешь, я сделаю похолоднее?

– Нет. Я люблю погорячее[36].

Стивен начал издавать свое фирменное гудение.

– Эй, Доктор, вы нервничаете?

– Почему бы мне нервничать?

– У вас раздуваются ноздри, Доктор.

– Да, это иногда случается. – Он поднял руку и сжал нос. – Извини.

– Не извиняйтесь, Доктор, мне это нра-а-а-авится. – Она плотнее прижалась к нему бедрами, и он ощутил внезапную острую боль в паху, как будто наткнулся на стол.

Глаза Норы теперь были закрыты, лицо приподнято к нему, и он понял, что почти точно может ее безнаказанно поцеловать. Стивен задумался: разве поцелуй – это то, за что можно ожидать наказания? В ситуации, надо признать, присутствовал некоторый нетрезвый эротизм, и хотя само по себе это было весьма неплохо, но шутка про «доктора» раздражала его, как и ощущение, что это вот дурманное соблазнение является, скорее, не проявлением невысказанного сексуального желания, а результатом коктейля из виски, пилюль и мести. Что же касается фразы «Я люблю погорячее»… Он решил, что слишком стар и слишком здравомыслящ, чтобы вот так тереться тазовыми костями. С некоторым усилием Стивен решил не целовать Нору – и его решение подтверждалось тем, что она сначала явно подавляла позыв к тошноте, а потом изменилась в лице и оттолкнула его в сторону, чтобы добраться до раковины.

– Ты в порядке? – спросил он, возвращаясь к роли доктора.

– Думаю, да. Думаю, наверное… я все-таки приму душ.

– И как думаешь, ты сможешь… сделать остальное сама?

– Думаю, да. Если нет, буду кричать.

– Ну… Ты знаешь, где я…

– Я знаю, где ты, – ответила она, поднимая голову от раковины и одаряя его измученной улыбкой.

Стивен улыбнулся в ответ, закрыл дверь, потом пошел и лег на диван, глядя, как проектор светит на белую стену, а там Монро сидит на пианино и поет: «I’m Through With Love» с выключенным звуком.

Нора появилась минут через пятнадцать, одетая в чистую рубашку, умытая, молчаливая и бледная – и заметно более трезвая, – держась за болящие ребра. Она улыбнулась и нахмурилась одновременно; понуро подошла к дивану и легла рядом со Стивеном, свернувшись калачиком. Так они лежали некоторое время, глядя на свет фальшивых углей в электрокамине, пока его одежда не промокла от ее влажных волос.

– Всякий раз, как я закрываю глаза, комната начинает кружиться.

– Тогда не закрывай.

– Но мне нужно. Я ужасно устала.

– Тогда просто полежи тут рядом со мной. И скоро тебе станет получше.

– Скоро?

– Рано или поздно.

Нора переменила позу и уставилась в потолок, положив ноги поверх ног Стивена.

– Это будут худшие двадцать четыре часа в моей жизни.

– В моей тоже. Ну, в первой пятерке.

Она посмотрела на него озадаченно:

– Почему?

– Как-нибудь потом расскажу.

Нора вздохнула и свернулась плотнее.

– Что мы будем делать, Стив?

– С Джошем, ты имеешь в виду?

– С Джошем. И со всем вообще.

– Сегодня вечером – ничего. Давай подождем до утра. Тогда и поговорим.

– Думаешь, утром что-нибудь станет лучше?

– Не лучше. Яснее – может быть.

– Почему ты так беспокоишься, Стив? – шепнула она.

– О чем?

– Обо мне. Почему ты со мной возишься? Что в этом для тебя?

– Совершенно не имею понятия.

Нора глубоко выдохнула и закрыла глаза, и Стивен наклонился к ней, чтобы видеть лицо. Два маленьких полумесяца зубной пасты подсыхали в уголках ее рта, и он ощутил внезапное желание стереть их большим и указательным пальцем. Нора, должно быть, почувствовала, что он на нее смотрит, потому что внезапно сменила позу, повернувшись лицом к нему.

– Сколько сейчас времени?

– Половина второго.

– О господи! – простонала она. – Полагаю, нам надо попробовать заснуть.