Касмар открыл глаза и воспаленным взглядом обвел комнату.

— В городе бунт, — просипел он, безуспешно пытаясь сесть.

— Как ты попал сюда? — спросил Эндрю, видя, что его плащ покрыт пятнами крови, а легкие сапоги чуть не примерзли к ногам.

— Я убежал из города. Мне удалось обмануть стражу, и они меня пропустили. В городе бунт, — прокричал Касмар. — Бояре планировали напасть на вас сегодня ночью под прикрытием снега, пока вы спите. Крестьяне восстали, их возглавляет Калинка. Солдаты сошли с ума — они убивают всех: мужчин, женщин, детей, тех, кто сражается, и тех, кто не сражается. Они убьют всех, всех!

— Его слова могут быть ловушкой, чтобы выманить нас, — пробурчал возникший в дверном проеме Ганс.

— Пожалуйста, поверьте мне. — простонал священник. — Я видел Калинку незадолго перед началом боя — я пришел к нему, потому что больше не служу Раснару.

Эндрю пристально смотрел на Касмара, не зная, можно ли ему верить.

— Как умер Он, чтобы людей спасти, пусть мы умрем, чтоб их освободить, — прошептал Суздалец, глядя ему прямо в глаза.

— Где ты это услышал? — поразился Эндрю. Этих слов он никак не ожидал.

— Калинка сказал мне, что этой молитве его научил Готорн, его новый сын.

— Он говорит правду, — воскликнул Эндрю. — Конечно, Готорн не мог удержаться, чтобы не научить Калина этой песне. Эх, Калин, дурило крестьянское. Говорил же я ему, чтобы он этого не делал!

— Они пропадут без твоей помощи, — взмолился Касмар. — Раснар хочет разрушить Суздаль, чтобы Ивор лишился власти.

— Ганс, собирай всех по боевой тревоге. Какая рота сейчас голосует?

— Восьмая, сэр.

— Пусть они займут посты на стене. Всем остальным выстроиться на площади через пять минут. Выполнять!

— Останови это, — заорал Ивор, врываясь в собор. — Они же убивают всех, виновных и невиновных!

Раснар отвернулся от алтаря и улыбнулся:

— Замечательно, просто великолепно. Пусть все умрут — Перм на том свете разберется, кто виноват, а кто нет.

Выхватив меч, боярин ринулся к алтарю. Вдруг на хорах послышался звук спускаемой тетивы, и сын Ивора повалился на пол со стрелой в груди.

Ивор, окаменев, не мог отвести взгляда от безжизненного тела Андрея.

Его стража, подняв щиты, обступила кольцом своего боярина, защищая его от града стрел, сыпавшихся сверху.

— Мой владыка, это люди Михаила! Мы погибнем здесь!

Дружинники поволокли упирающегося и рычащего от ярости Ивора прочь из западни.

— Я знаю, что вы проголосовали и следует подсчитать бюллетени. Я рассказал вам, что происходит в Суздале, — обратился к полку Эндрю, показывая на север, где, несмотря на метель, можно было увидеть разгорающееся зарево пожаров. — Город горит. Тысячи крестьян сейчас погибают. Погибают в бою с боярами, мечтая сразиться с тугарами и завоевать свободу. Я вступил в Потомакскую армию для того, чтобы бороться за прекращение рабства, и эта война не кончилась, она идет здесь и сейчас. Я отправляюсь в Суздаль, с вами или без вас. Но если вы пойдете со мной, мы останемся в этой войне до самого конца. Решайте свою судьбу, Тридцать пятый и Сорок четвертая!

Солдаты отозвались воинственным ревом, их гневные крики заглушили вой ледяного ветра.

— Через десять минут строимся в каре; выдать всем полный боекомплект, по восемьдесят патронов на человека. О’Дональд, захватите одну из своих пушек. Восьмой роте и морякам Кромвеля оставаться здесь, охранять лагерь. Давайте, ребята, пошевеливайтесь!

— Мы окружены! Дружинники прорвались к восточной стене, — прокричал Борис, вбегая в здание кожевенного склада, которое стало уже третьим их командным пунктом за эту ночь.

Калинка поднял взгляд от грубой карты города, лежащей пред ним на столе, и мрачно покачал головой.

Из-за всей этой резни, виновником которой он себя считал, ему казалось, что за половину ночи он постарел лет на двадцать.

В глубине души Калинка понимал, что большинство горожан не стали бы драться. Он знал также, что все это было как нельзя на руку Раснару, так как солдаты из других городов, особенно головорезы Михаила, будут убивать всех без разбора, и после этого за оружие от отчаяния возьмутся даже те Суздальцы, которые были против бунта.

Но он не мог и представить, насколько ужасной окажется действительность. Дважды ему приходилось менять место штаба, и он видел улицы города, покрытые телами мертвых и умирающих. Это он был во всем виноват, наслушался болтовни янки! Неужели его мечты были всего лишь бредом сумасшедшего?

О, как великолепно звучали эти слова: свобода, независимость, равенство. Но они никогда не говорили ему о крови и убийстве, пожарах и смерти.

Он поверил им, и теперь ему предстояло умереть.

Шум битвы становился все ближе. Калинка обвел взглядом своих товарищей и грустно улыбнулся.

— Если мышка кусает кошку, пусть не удивляется, если та тоже попробует ее на зуб, — заметил он и, зажав в руке кинжал, бросился к двери, рассчитывая заколоть хотя бы кого-нибудь из знати, прежде чем его изрубят на куски.

— Всем командирам рот выйти из строя! — зычно скомандовал Эндрю, смотря на Суздаль сквозь полевой бинокль.

«Боже мой», — подумал он, пораженно глядя на панораму всеобщего безумия. Метель вдруг прекратилась, снежный занавес исчез, и в четверти мили от себя они увидели агонию города.

Вокруг дворца Ивора полыхало пламя, ветер доносил до них треск горящих бревен и вопли тысяч людей.

Эндрю посмотрел назад и испытал чувство гордости. Его солдаты бежали всю дорогу от Форт-Линкольна до Суздаля, и почти никто не отстал, все хотели успеть вовремя.

Запыхавшись от бега, офицеры сгрудились вокруг лошади Эндрю.

— Нам предстоит расколоть крепкий орешек, господа, — спокойно произнес Эндрю, вновь поднимая к глазам бинокль. — У наших парней нет навыков городского боя, так что мы с вами поступим вот как. Нельзя допустить дробления на небольшие отряды, к тому же в городе я не смогу контролировать ход боя так, как в открытом поле. Мы будем наступать колонной по четыре — так же, как мы построены сейчас. Роты с первой по четвертую пойдут вместе со мной прямо к Главной площади. Пятой, шестой и седьмой ротами будет командовать Майна. Я хочу, чтобы за воротами вы повернули направо, заняли бы стены и пробивались к Главной дороге, которая пересекает город с востока на запад. После этого двигайтесь по этой дороге. Десятая и одиннадцатая роты остаются в резерве у ворот. О’Дональд, выкатывай свою пушку. Сначала расчистишь зону у ворот, затем будешь помогать нам в битве на площади. И еще: скажите ребятам, чтобы не палили во всех подряд. Я понимаю, что будут случайные жертвы среди крестьян — этого не избежать. Но, Бога ради, скажите солдатам, чтобы они все-таки старались смотреть, в кого стреляют.