среди прочего после смерти отца два года назад. Она протянула было руку, чтобы открыть дверь, но тут же отдернула и, постояв секунду-другую в задумчивости, продолжила путь на своих двоих в том же направлении. Жители Коди предпочитали десять минут пройтись пешком даже по такой жаре, чем пытаться припарковать машину в центре города. Очевидно, у Делии имелась и другая причина передумать, поскольку, пройдя примерно квартал, она нырнула в аптеку-закусочную. Направляясь в дальний конец помещения, в сторону длинной барной стойки, девушка бросила взгляд на крупного свирепого зверя с оскаленными зубами и сверкающими голодными глазами, готового прыгнуть на нее с подставки. Возле правой передней лапы лежала карточка с аккуратно напечатанным текстом: «Установлено Куинби Пеллеттом. Продается».

Делия кивнула молодому человеку за барной стойкой, залезла на табурет и сказала:

– Мне, пожалуйста, «Парковый специальный» с двумя вишенками.

Бармен взял большой бокал и наполнил его до краев, ложкой зачерпнув что-то из двух емкостей, накапав туда что-то из двух краников и наконец добавив туда что-то еще из трех кувшинов. Поставив бокал перед Делией и взяв у нее деньги, бармен заметил:

– Пожалуй, вам стоит попросить вашего дядю зайти и взглянуть на койота. Правое плечо слегка облысело.

– Я заметила, – рассеянно ответила она, глядя куда-то мимо.

Бармен взял тряпку и принялся вытирать стойку.

Выйдя из аптеки-закусочной, Делия прошла до следующего угла, свернула направо, миновала еще три квартала и остановилась перед входом в самое современное и высокое здание в городе – Саммис-билдинг на Маунтин-стрит. Оказавшись внутри, Делия поднялась на лифте на пятый этаж и, пройдя до середины коридора, нажала на ручку стеклянной двери с надписью: «Эскотт, Броуди и Диллон, адвокаты».

В приемной не оказалось ни души как в половине для посетителей, так и в зоне за барьером, где находились коммутатор и два стола для стенографисток. Делия направилась было к дверце в барьере, но замерла в нерешительности. Сперва она услышала голоса, а затем увидела двух человек, выходящих бок о бок из открытой внутренней двери: молодого мужчину, лет тридцати, недостаточно крепкого, чтобы играть за хавбека, но приличного роста и жилистого, с подвижным ртом хорошего оратора и живыми серыми глазами. Его спутница, примерного одного возраста с ним, заслуживала особого внимания. Стоило ей войти, как сразу же создавалось ощущение, что она заполнила собой все помещение. Возможно, такой эффект возникал за счет некоего магического сияния, поскольку эта женщина была среднего телосложения, среднего роста и вполне компактная. Она казалась красивой, хотя люди, знавшие ее исключительно по фотографии в иллюстрированном приложении к воскресной газете, обычно говорили, что при такой невзрачной внешности бедняжке еще крупно повезло, что у нее так много денег. У женщины была гладкая сияющая кожа, без капли косметики. Возможно, производимый ею эффект отчасти объяснялся тем, что радужная оболочка ее глаз была желтовато-коричневой, а зрачки казались не круглыми, а слегка вытянутыми. Масса людей из самых разных мест находили эти глаза неотразимыми или невероятными.

Увидев Делию, молодой человек оборвал шутку на полуслове и поспешно шагнул вперед:

– Дел! Привет-привет! – Он открыл дверцу. – Полагаю, ты знакома с миссис Коулс, да?

Делия не сдвинулась с места. Она наверняка пришла бы в ярость, скажи хоть кто-нибудь, что ее поза – голова склонена набок, взгляд исподлобья, плечи откинуты назад, нижняя губа слегка прикушена – скопирована с кинозвезд, поскольку глубоко презирала кино, а свое будущее связывала отнюдь не с Голливудом. Тем не менее любой наблюдательный киноман наверняка обнаружил бы сходство.

Скользнув взглядом по молодому человеку, Делия ответила холодным тоном с явным намерением оскорбить:

– В свое время я знала ее как миссис Дурочер. Хотя, может, она предпочитает называться Горной Кошкой?

– Ой! – Миссис Коулс, явно развеселившись, подошла поближе к Делии и окинула ее внимательным взглядом, отчего ее зрачки превратились в щелочки. – Я дико извиняюсь, может, вы напомните мне свое имя.

– Делия Бранд, – услужливо подсказал мужчина.

– Я опять же извиняюсь… но запоминать женские имена – пустая трата времени. В наше время они так часто меняются. Мисс Бранд, может, вы скажете, кто первым назвал меня Горной Кошкой. Я пыталась это выяснить, так как с удовольствием отправила бы автору серебряную уздечку, или бутылку вина, или еще что-нибудь. Вы не поверите, но прозвище последовало за мной в Нью-Йорк, Палм-Бич и даже во Францию. Мне оно нравится. Так, может, вы знаете, кто его придумал?

– Да. – Делия перевела взгляд на собеседницу, но не сменила тон. – Это была я.

– Неужели? Надо же, как удачно! Вы ездите верхом? Вам пригодится уздечка или, возможно, вы предпочтете вино?

– Ни то ни другое. – Делия развернулась и, вложив в свой голос максимум презрения, спросила: – От вас?

После чего, снова повернувшись, она прошла за барьер, оттуда – во внутренний коридор, где столкнулась с одной из стенографисток, и направилась в четвертую дверь слева, которая оставалась открытой. Закрыв за собой дверь, Делия оказалась в просторной комнате с двумя окнами, шкафом с литературой по юриспруденции, письменным столом и креслами. Она опустилась в одно из кресел, и буквально через две минуты дверь отворилась и в комнату вошел тот самый молодой человек. Он остановился посреди комнаты, глядя на Делию, а затем, обогнув письменный стол, сел в свое вращающееся кресло.

Молодой человек поджал губы и многозначительно произнес:

– Тебе нужно поехать в Сан-Франциско. Или в Нью-Йорк. Устроиться на работу, или вступить в борьбу за какую-нибудь идею, или что-то вроде того. Тебе нужно срочно найти себе занятие. Какая муха тебя укусила? Зачем было говорить Уинн Коулс, что прозвище Горная Кошка – твое изобретение? Ты отлично знала, что этого не следовало делать.

Делия сверкнула на него глазами:

– А что это меняет?

– Ничего. Даже если я сейчас ни с того ни с сего встану на голову и процитирую Геттисбергскую речь Линкольна, ничего особо не изменится, но ты будешь иметь полное право спросить, что на меня нашло. Так зачем было демонстрировать ей свою враждебность и презрение? Или у тебя просто нервы расшалились? Что лишний раз подтверждает…

– У меня нет нервов. По крайней мере, в твоем понимании. Ну, я слегка напряжена. Ты сам знаешь. Я пришла повидаться с тобой… – Делия прижала руку ко лбу, но тут же бессильно уронила ее на колено. – И что я вижу? Ты шутишь и заигрываешь с этой особой. Если бы я не обуздала свои чувства…

– Вздор! – взорвался он. – Какие такие чувства? Личные? Это что, ревность? Или нечто на бытовом уровне? Моральное неприятие? В любом случае…

– Если угодно, можешь называть