— Ничего подобного! — пылко возразил преподобный Джеймс. — Если вам не нравится мой поступок, можете убираться к черту. Более того… — Он повернулся к оцепеневшей Марион. — Я намерен жениться на этой молодой леди и не советую мне мешать!

На лице епископа, сплошь облепленном грязью, показалось подобие улыбки.

— Джеймс, — с чувством сказал епископ, — вот слова, который я надеялся услышать и о которых молился. Разумеется, ты женишься на своей молодой леди! Думаешь, я не понял твоих намерений, как только увидел тебя? Инспектор Гарлик! Принимая во внимание наши невинные развлечения…

— Милорд, — ответил Гарлик, уклоняясь от прилетевшей откуда-то облепленной грязью бутылки из-под виски, — я не хочу, да и не собираюсь никого отправлять за решетку. Просто пришла пора очистить помещение.

— Превосходно! — просиял епископ. Когда он вышел, держа под руки Марион с одной стороны и викария — с другой, не было в зале человека, который не восхищался бы этим маленьким задирой.

В зал вошел еще один полицейский.

— Выводите всех, да осторожнее! — распорядился инспектор. — Если возможно опустить лампы, не гася огня, сделайте это — иначе в темноте начнется паника. Объясните всем, что мы никого не арестовываем, просто пусть выметаются отсюда.

Большой зал удалось очистить быстро и без суеты. Когда свет все-таки погас, через западные окна хлынуло сияние полной луны. У приотворенной двери стояли двое в мешковатых макинтошах.

— Просто жуть что такое, — бормотала Вэтью. — Но… господи, как здорово!

— Точно, — скромно согласился сэр Генри Мерривейл, успевший ухватить полотенце из чайной беседки и открыть, что с помощью грязи можно легко удалить грим.

— Но, милый! Прибыль…

— Не знаю, не знаю, — виновато покачал головой Г.М. — Не удивлюсь, однако, если завтра викарию пришлют чек на сумму, с лихвой покрывающую как возможные прибыли, так и понесенный ущерб. Чтоб мне лопнуть, еще утром он рассказал мне о торжественной церемонии!

— Но…

Вэтью испуганно замолчала. Откуда-то издали, из погрузившегося в полумрак огромного зала, где киоски в лунном свете казались призрачными, послышался шум. Это был глухой стук, как будто тяжелым предметом долбили прочное дерево.

Тук! — раздавалось под луной. Десятисекундная пауза. Тук! Пауза. Тук!

— Вэтью, — Г.М. обнял женщину за плечи, — ты знаешь, когда я валяю дурака, а когда нет. Ступай домой. Увидимся позже.

— Опять неприятности, а? Опасно?

— Чуть-чуть. Не о чем волноваться.

— Ну уж, старый негодяй! Боюсь, ответ был бы такой же, если бы вам пришлось идти против пулемета! — попробовала она пошутить.

— Быстро отсюда, милашка! Все нормально.

— Старый разбойник! — всхлипнула Вэтью и убежала.

Г.М. вошел внутрь зала и тихо закрыл за собой дверь. Рука его пошарила по стене, что-то нащупывая. Когда вещь нашлась, Г.М. сунул находку в карман макинтоша. Тук! — медленно и занудно стучало вдали. Тук!

Перекинув полотенце через плечо, Г.М. пошел вперед по проходу; его высокие ботинки почти неслышно шлепали по грязи. Вот блеснул луч лампы и тут же погас, но Г.М. успел заметить несколько выключенных электрических фонариков.

Впереди высилась дубовая дверь в полметра; дверь вела в помещение старого оружейного склада и на башню. Хотя без десяти шесть в замке торчал ключ, сейчас его не было видно. Тук! Старый маленький таран, прочный прямоугольный брус с бронзовым наконечником, выкрашенным в черный цвет, висел на канатах, прикрепленных к низким козлам на колесах. Дверь таранили инспектор Гарлик и четверо констеблей.

— Мне казалось, что здесь командую я, — заметил Г.М.

Инспектор Гарлик выпрямился:

— Жаль, что мы нигде не могли вас найти, сэр. Не удалось. И я решил перейти в наступление. Стены тут толщиной в два с половиной метра, а другого входа в башню нет. Вдова выстрелила один раз, но пуля не пробила дверь. Говорю вам: Вдове конец, ведь другого входа…

— В самом деле? А ну, разойдись! Вы все!

— Сэр, я возражаю против вашего…

Г.М. говорил тихо, однако в голосе его слышалось столько язвительности, что Гарлик покраснел, как будто его облили кислотой.

— Спокойно, сынок! Вы будете делать то, что я приказываю. Или — помоги мне, Господи! — я вышибу вас из полиции с такой скоростью, что вы даже не поймете, что больше не носите форму!

Гарлик открыл в замешательстве рот и дрогнул.

— Что вы хотите, сэр?

— Уходите отсюда и не возвращайтесь по крайней мере час. Эй вы, в штатском! Дайте мне лампу! Быстро! И револьвер!

— Кому, как не вам, следует знать, сэр, — сухо заметил Гарлик, — что нам нельзя носить оружие.

— Да. Но у того парня в штатском есть пушка. Я вижу, как она торчит из его брючного кармана.

— Это мистер Мидоуз, обычный гражданин и мой друг. У него есть лицензия на ношение…

— Вот и хорошо, что у него есть лицензия. Дайте-ка пушку! А, спасибо, 38-й калибр… а теперь все вон!

Г.М. ждал, высоко подняв лампу, пока все уйдут. Колеса тарана стояли на сухой земле. Г.М. оттолкнул таран назад и нагнулся к замочной скважине.

— Я иду, — крикнул он. — И как обещал, иду один.

Из кармана — револьвер он сунул в другой карман — сэр Генри вытащил второй ключ от склада и башни, который раньше висел на гвозде у парадного входа. Он отпер дверь и вошел. Он нес с собой фонарь.

Стены из неотесанного камня, как отметил инспектор Гарлик, были толщиной в два с половиной метра; в них не было никаких отверстий. Повернув за угол, Г.М. увидел, что вдоль противоположной стены тянется широкий каменный выступ. На выступе, скрестив ноги и небрежно вертя в руке револьвер «уэбли» 38-го калибра, сидел полковник Бейли и с равнодушным видом разглядывал пришельца из-под козырька твидовой кепки.

Г.М. медленно и неуклюже подошел поближе и поставил фонарь на выступ, невдалеке от полковника.

— Добрый вечер, — с самым безмятежным видом поздоровался он.

— Вечер добрый, Мерривейл, — ответил полковник, как будто они встретились в клубе.

— Жаль, что столько всего произошло, — проворчал Г.М., не глядя на своего собеседника. — В вас есть очень много хорошего. Но человек, с которым родная страна обошлась так плохо… — Он запнулся.

— Если вы думаете, — сухо возразил полковник, — будто я возражаю против того, что меня повесят за убийство Корди…

— Ах, убийство Корди! — Г.М. пренебрежительно взмахнул рукой, словно считал смерть сапожника мелким, незначительным грешком. — Вы убили жадного шантажиста. Если бы этим дело и ограничилось, полковник, я бы, возможно, раздобыл улики в вашу защиту — скорее всего, у меня и сейчас получится оправдать вас… Но я, видите ли, не могу простить вам другого. Вы — Вдова. Вы все время были Вдовой. Я не могу простить вам смерть Корделии Мартин. Я не могу забыть, как честные люди едва не сходили с ума… Полковник, если бы кто-нибудь когда-нибудь назвал вас коварным или бессердечным, — здесь полковник выпрямил спину, — вы бы, наверное, захотели застрелить того человека. И все же — хотя, возможно, вы не отдаете себе в том отчета — по сути вы именно такой. И были таким всегда.