Между тем одно из первых собраний в проезде Художественного театра Олег Ефремов посвятил дисциплине. Со стороны это выглядело комично. Почему? Читаем в дневнике у Олега Борисова: «24 сентября. В новом здании состоялось собрание труппы. Ефремов говорил об этике Станиславского. О внутреннем распорядке. Как себя вести. Еще говорил, что нельзя выходить на сцену в состоянии алкогольного опьянения. Ему, видать, донесли, что случаи участились… Но как можно кого-то убедить, когда у самого рыльце в пушку. Рыба гниет с… А в общем, эта тема меня не касается. Ни одного опоздания… от ролей в театре не отказывался…»

Кстати, и в протоколе собрания МХАТа от 1 января 1987 года было записано: «Пьянство т. Ефремова О. Н. на протяжении 16 лет, где бы он ни находился: в театре, на гастролях за рубежом или в Союзе, бросает тень на авторитет коллектива, ставит театр в крайне затруднительное положение…»

Но вернемся к Олегу Борисову.

В труппе МХАТа он был одним из самых дисциплинированных артистов. Может быть, поэтому у Ефремова он так и не прижился – в 1989 году вынужден будет уйти в Театр Советской армии, прослужив в МХАТе всего шесть лет. Вот как он сам напишет о причинах своего ухода, имея в виду героя нашего рассказа:

«Произошли ожидаемые, хорошо знакомые вещи. Вспыхнула зависть. Особенно обострилась она в Японии – при виде чужого успеха. Теперь понимаю, что она точила его все это время, а прорвало сейчас. Эта зависть простейшего вида, как туфелька. Только спрашиваешь себя: почему мне не приходит в голову завидовать ему? Я ведь не лишен этого чувства вовсе…

У меня не было другого выхода, как войти в ту «коалицию». Тем более что Ефремову я верил. Я возвращался в свой родной дом, как блудный сын к своему отчиму…[35] На Васильевской, в Доме кино, увидел Галю Волчек, она улыбнулась как-то заговорщицки, почти сочувственно: «Предаст… Переступит… Помяни мое слово».

Предал… Правда, не переступил, потому что я успел унести ноги. Мы все когда-нибудь ответим там за то, что поддались искушениям. Не этим, так другим…»

Итак, по мнению Борисова, Олег Ефремов его предал. Но, как мы помним, такова была сущность этого человека.

Об этом многие знали и не скрывали этого от окружающих (вспомним высказывания педагога нашего героя В. Виленкина). Причем для Ефремова, судя по всему, было без разницы, кого предавать – людей ему мало близких (вроде О. Борисова) или старых приятелей, каким был для него, например, Евгений Евстигнеев, с которым они в середине 50-х создавали «Современник». Как мы помним, Евстигнеев при разделе МХАТа в 1987 году опять пошел за Ефремовым, прихватив с собой и свою молодую пассию Ирину Цывину. Но лучше бы он этого не делал, поскольку уже спустя год ему пришлось уйти из театра. Что же случилось?

В 1988 году Евстигнеев пережил второй инфаркт (первый был за восемь лет до этого) и пришел просить у Ефремова отпуск, чтобы отдохнуть. На что услышал: у нас же производство, если тяжело, то уходи на пенсию. Услышать такое от человека, которого он считал своим другом, было настоящим шоком. Но у Ефремова никогда не было друзей в классическом понимании этого слова. В итоге Евстигнеев был отправлен на пенсию и единственное, что у него осталось, – это съемки в кино (а их было тогда немного), творческие вечера и преподавание в Школе-студии МХАТа. Через три с половиной года такой жизни Евстигнеев скончается от очередного инфаркта в возрасте 65 лет. У С. Родиной несколько иная версия этой истории: «Потом ушел Евстигнеев – сначала только из штата театра. Он хотел устроить Цывину во МХАТ, но Олег Николаевич сказал: «Нет. И не потому, что Ира плохая актриса. Это оскорбит память Лили»[36]. Тогда Евгений Александрович стал просить, чтобы его меньше занимали, ссылаясь на плохое самочувствие и больное сердце. А Ефремов узнал, что он играет с Цывиной в антрепризе, и возмутился: «На стороне ты можешь работать, а в театре – нет, сердце болит? Ну так выходи на пенсию!» Даже я удивилась:

– Олег Николаевич, зачем вы так? Это все-таки Евстигнеев!

– Вот именно поэтому я и не могу терпеть его вранье!..»

В 80-х годах Олег Ефремов умудрился стать трижды дедушкой, причем два внука родились у него один за другим как раз в тот период, когда МХАТ разделился надвое. А виновниками этого были его дети – дочь Анастасия и сын Михаил. О них и расскажем.

Несмотря на то что в школьные годы Анастасия много читала, к наукам интерес у нее так и не возник. В результате в пятом классе она вообще перестала заглядывать в учебники и отсиживалась на камчатке. Поэтому после восьмого класса ее выгнали из школы и заканчивала она образование в ШРМ – Школе рабочей молодежи. А после ее окончания работала: сначала в справочной «Аэрофлота», потом диктором – объявляла рейсы, затем секретарем в цирке на Цветном бульваре. Юрий Никулин тогда еще выходил на манеж коверным клоуном.

Понимая, что актрисой она быть не хочет, Анастасия в середине 70-х поступила на театроведческий факультет ГИТИСа. При этом Олег Ефремов не вникал в процесс учебы дочери, впрочем, так же, как и в школе. У него хватало забот в МХАТе, он практически жил там. Но Анастасия надеялась, что после окончания института отец возьмет ее работать к себе, в литературную часть МХАТа. Каково же было ее удивление, когда она узнала, что отец взял на эту должность ее однокурсника. На возмущение дочери Ефремов спокойно ответил: «У меня же работать надо!» Дочь, видимо, поняла, что отец прав, и не обиделась на него. После чего устроилась работать заведующей литературной частью в театре «Эрмитаж».

Как мы помним, еще будучи студенткой, Анастасия два года жила у отца (он тогда еще был женат на Алле Покровской). Но потом девушка вышла замуж и переехала к мужу. Правда, этот брак продлился недолго, но именно в нем у Анастасии родился первенец – первый внук Олега Ефремова. Случилось это в 1982 году, мальчика назвали Олегом. Причем сразу после развода Анастасия поменяла сыну фамилию и он стал полным тезкой своего знаменитого деда – Олегом Ефремовым-младшим. Естественно, что с таким именем и фамилией мальчику прочили хорошее актерское будущее, но эти надежды, увы, не оправдаются из-за трагической случайности, о чем я еще обязательно расскажу. А пока вернемся в то безоблачное время – последний год жизни Л. Брежнева и послушаем рассказ Анастасии:

«Ситуаций, когда я пользовалась именем папы, было немного, но иногда приходилось. Один раз, когда я лежала в Центре матери и ребенка на сохранении, попросила приехать папу ко мне, чтобы «поторговать лицом». Эффект был потрясающий! Правда, вместо цветов и фруктов папа почему-то привез… бутылку коньяка. Пришлось напомнить ему: «Папа, я же беременна…»

Он настолько не следил за событиями моей личной жизни, что «забыл» о рождении первенца. Я вернулась домой с сыном, проходит день, два – папа не приезжает и не звонит. Я сама звоню ему, чуть не плачу: «Почему ты не приезжаешь смотреть внука? Чем я тебя обидела?» Папа спокойно выслушал и сказал: «Хорошо, сейчас приеду»…»