Резервная дивизия из корпуса Марка была размещена во дворе депо, позади одной из основных батарей. От Испании протянули еще одну ветку железной дороги, параллельно главной, ведущей в Рим. Обе эти линии шли вдоль гряды холмов и соединялись на сортировочной станции. С помощью поездов резервные силы в течение нескольких минут могли быть доставлены в любую точку всей шестимильной линии фронта. Эндрю сознавал, что только большая мобильность позволит ему сдержать атаку мерков в случае прорыва, когда придется отойти к холмам. Если мерки попытаются занять долину, им придется дорого за это заплатить. Эндрю очень надеялся, что исход битвы будет предрешен на первой линии обороны. — Мерзавцы уходят, — сказал Эмил, кивая в сторону противоположного берега.

Эндрю вернулся на обзорную площадку и поднял подзорную трубу. Заходящее солнце било прямо в лицо, рассмотреть можно было только силуэты вражеских предводителей. Мерки стояли, подняв руки к лицам, как будто тоже использовали бинокли и подзорные трубы. По спине Эндрю пробежал холодок. Ему почудилось чье-то чужое присутствие, как если бы кто-то пытался заглянуть в его самые сокровенные мысли. Вспомнились рассказы Юрия о сверхъестественных способностях щитоносцев.

Но где же щитоносец? Он снова осмотрел группу мерков. Бронзового щита нигде не было видно. Зато над их головами развевался увенчанный скальпами и лошадиными хвостами штандарт кар-карта. Любопытно. Там действительно стоит Вука, или это обман, а кар-карт скрывается где-нибудь на севере, в лесу? Мерки уже прибегали к такому трюку на Потомаке, и это спутало ему все карты. Кин вгляделся повнимательнее. Несомненно, на дальнем берегу собрался военный совет. Один из мерков опустился на колени, другой взялся за рукоять меча, все присутствующие явно что-то обсуждали, размахивали руками, время от времени склоняли головы в знак повиновения.

Но там не было щитоносца по имени Тамука. Или он скрылся за гребнем холма? Наконец все мерки, кроме одного, сели на коней и ускакали вниз, скрывшись из виду. Последний из них немного постоял в одиночестве, потом тоже сел на коня. Эндрю странным образом чувствовал его взгляд, устремленный на него, проникающий прямо в душу. Глупо, но Эндрю не покидало это неприятное ощущение, и он продолжал смотреть на противоположный берег.

— Я жду тебя, гребаный сукин сын, — прошептал Эндрю.

Эмил удивленно посмотрел на своего друга: никогда раньше он не слышал от полковника солдатских грубостей.

Всадник поднял руку, блеснуло лезвие обнаженного меча. Оружие было направлено прямо на Эндрю. Потом мерк развернул коня и ускакал прочь, за ним последовали охранники.

— Что это было? — спросил Эмил.

— Не уверен, что понял, — ответил Эндрю, но его сердце болезненно сжалось.

Эмил достал карманные часы, взглянул на циферблат и перевел стрелки на полтора часа назад, чтобы скорректировать показания по времени, действующему на этой планете.

— Мне пора, скоро предстоит встреча со штабом.

— У вас все готово?

— Невозможно подготовиться к тому, что нам предстоит пережить, — ответил Эмил. — Я должен запасти все необходимое для тридцати тысяч раненых, обеспечить их докторами и медсестрами, и еще нужны поезда, чтобы самых тяжелых отправлять в Рим. Черт побери, уже сейчас в армии насчитывается три тысячи больных, двести из них заболели тифом, в городе тоже тиф, а ты еще спрашиваешь, все ли у нас готово.

Эндрю поднял руку и улыбнулся.

— Ты же знаешь, что я имею в виду, — сказал он. — Будь оно все проклято, но я еще раз повторяю, если у нас будет тридцать тысяч раненых и мерки прорвут фронт, с нами будет покончено.

— Но именно на такое число я рассчитываю. Примерно столько же раненых было под Геттисбергом, но мы все равно победили.

— А генерал Ли потерял столько же и проиграл сражение, — возразил Пэт. — Если помнишь, я тоже там был.

— Ты не видел сражение так близко, как видели мы — ответил Эмил.

— Я не видел сражения? Наша батарея стояла на Семинарском хребте, потом целых три дня на холме у кладбища, мы расстреляли больше тысячи снарядов, и ты говоришь, что я не видел сражения?

— Мы все много повидали под Геттисбергом, — постарался успокоить спорщиков Эндрю.

— И все равно я планирую госпиталь на тридцать тысяч раненых, — упрямо сказал Эмил и покинул бастион.

— Передай Кэтлин, что я вернусь домой до наступления темноты.

— У нее сегодня ночное дежурство в госпитале, — ответил Эмил.

— Я не знал, — сказал Эндрю, стараясь скрыть свое разочарование.

— Не беспокойся, я прикажу ей уйти домой.

Эндрю услышал вокруг себя приглушенные смешки и смущенно отвернулся.

— Высокое звание имеет свои привилегии, — со смехом провозгласил Пэт и последовал за Эмилом. Ему не терпелось продолжить их вечный спор о соперничестве 35-го Мэнского полка и 44-й Нью-Йоркской батареи под Геттисбергом, Антьетамом, Фредериксбергом и в других местах, где им довелось сражаться.

Уход Эмила напомнил Эндрю о срочном деле. — Джентльмены, надеюсь, вы меня извините, — произнес он и отправился вслед за двумя друзьями.

Но Эндрю постарался не подходить к ним слишком близко из опасения быть втянутым в их перепалку. Подойдя к железной дороге, идущей мимо бастиона, Эндрю остановился и оглянулся. Мост через Сангрос все еще горел, столб черного масляного дыма поднимался к безмятежному голубому небу. Эндрю вздохнул и пошел вдоль дороги. Ему вспомнился случай из далекого детства. Первая в Мэне железная дорога проходила через его город. Бригада рабочих-ирландцев укладывала путь, за ними следовал старенький локомотив Норриса.

Эндрю тогда взобрался на насыпь и попытался идти по шпалам, но они были уложены таким образом, что его шаги никак не совпадали с промежутками между шпал. Он спросил рабочих, почему они так укладывают пути, и получил, как понял уже позднее, заранее заготовленный ответ: для того, чтобы идиоты вроде него не шлялись по путям.

Эндрю улыбнулся воспоминаниям и в который раз убедился, что шпалы до сих пор укладываются так, что невозможно пройти по ним и сохранить при этом нормальный размер шага. Наконец он вышел на платформу бывшей станции, служившей теперь войсковым штабом. Над зданием развевались флаги двух республик, чуть ниже реял флаг объединенной армии, а рядом потрепанное и выгоревшее знамя 35-го Мэнского полка, голубой флаг штата Мэн и, наконец, звездно-полосатый, простреленный в нескольких местах флаг, на котором золотыми буквами были вышиты названия всех битв, в которых полку довелось участвовать. Эндрю постоял немного, наблюдая, как знамена развеваются под жарким ветром из степных просторов. Больше двадцати сражений за восемь лет. В 1869-м они были еще дома. Кин усмехнулся, представив своих однополчан, вернувшихся к гражданской жизни после окончательной победы. Теперь где-то там наверняка стоит обелиск в честь 35-го полка, осиротевшие родственники приносят цветы на День независимости.